1. Иудейская война с римлянами, превосходящая не только нами пережитые, но почти все известные в истории войны между государствами и государствами и между народами и народами, до сих пор описана была в духе софистов и такими людьми, из которых одни, не будучи сами свидетелями событий, пользовались неточными, противоречивыми слухами, другие же, хотя и были очевидцами, искажали факты либо из лести к римлянам, либо из ненависти к евреям, вследствие чего их сочинения заключают в себе то порицание, то похвалу, но отнюдь не действительную и точную историю. А потому я, Иосиф, сын Маттафии, еврей из Иерусалима и из священнического рода, сам воевавший сначала против римлян и служивший невольным свидетелем всех позднейших событий, принял решение дать народам римского государства на греческом языке такое же описание войны, какое я раньше составил для варваров внутренней Азии на нашем родном языке[1]
2. Римское государство изнемогало от внутренних неурядиц, когда началось это, как уже было замечено, в высшей степени знаменательное движение. Иудеи же, стремясь тогда к созданию нового положения вещей, воспользовались тогдашними беспорядками для восстания; они были так богаты боевыми силами и денежными средствами, что надеялись даже завладеть частью Востока, которую те вследствие многочисленных смут считали для себя чуть ли не потерянной. Иудеев кроме того окрыляла надежда, что их соплеменники из-за Евфрата примкнут массами к их восстанию; римляне же, напротив, были заняты усмирением соседних галлов, да и кельты заставляли беспокоиться. Наконец, после смерти Нерона все пришло в волнение; многие, пользуясь благоприятным случаем, пытались завладеть престолом; войско в тоже время в надежде на добычу жаждало перемены в правлении. Я считаю недостойным умолчать о таких важных событиях, и в то время, когда парфяне, вавилоняне, отдаленные арады, наши соплеменники по ту сторону Евфрата и адиавины, благодаря моим трудам, подробно ознакомились с причинами, многочисленными превратностями и конечным исходом той войны,—чтоб рядом с ними оставить в неведении тех из греков и римлян, которые в войне не участвовали, и предоставить им довольствоваться чтением лицемерных и лживых описаний.
3. Писатели берут на себя смелость называть эти описания историей, хотя последние, кроме того, что не дают ничего здравого для ума, но, на мой взгляд, не достигают даже своей цели. Желая рельефнее выставить величие римлян, они стараются на каждом шагу унизить и умалить иудеев; и они даже не спрашивают себя—каким образом победители ничтожных противников могут казаться великими. С другой стороны, они не принимают во внимание ни долгой продолжительности войны, ни многочисленных потерь римского войска, ни, наконец, величия полководцев, которые, по моему мнению теряют свою славу, если завоевание Иерусалима, доставшееся им в поте лица, не было вовсе таким особенным геройским подвигом.
4. Мое намерение, однако, ни в каком случае не состоит в том, чтобы в противоположность тем, которые превозносят римлян, преувеличить деяния моих соотечественников; нет, я хочу в точности рассказать обо всем, что действительно происходило в обоих лагерях. Вспоминая о происшедшем и давая скорбное выражение чувствам, возбуждаемым во мне бедствиями, постигшими мою отчизну, я этим удовлетворяю только внутренней потребности моей наболевшей души. Что именно только внутренние раздоры ввергли отечество в несчастье; что сами иудейские тираны были те, которые заставили римлян, против собственной воли дотронуться руками до священного храма и бросить головню в него—этому свидетель разрушитель его, император Тит, который во все время войны обнаруживал жалость к народу, подстрекаемому бунтовщиками, несколько раз откладывал наступление на город и нарочно продлил осаду, дабы дать виновникам время одуматься. Если кто-либо захочет упрекнуть меня в том, что я выступаю в тон обвинителя против тиранов и их разбойничьей шайки, или, что я изливаю свое горе над несчастием моей отчизны, то да простит он мне это отступление от законов историографии, являющееся следствием моего душевного настроения; ибо из всех городов, покоренных римлянами, ни один не достиг такой высокой степени благосостояния, как наш город, но не один также не упал так глубоко в бездну несчастия; да никакое несчастье от начала мира, кажется мне, не может быть сравнимо с тем, которое постигло иудеев; и виновником его не был кто-либо из чужеземцев. Как же после этого возможно подавить мои вопли и сетования! Если же найдется такой суровый критик, в сердца которого не зашевелится ни малейшее чувство сожаления, то пусть он факты отнесет к истории, а жалобные вздохи—на счет автора.
5. Скорее, однако, я бы мог предпослать укор эллинским историкам. Они, в виду таких важных, лично пережитых событий, рядом с которыми войны прежних времен должны казаться весьма незначительными, не перестают все-таки высказывать свои суждения об этих последних, перетолковывая на всякие лады прежних писателей, которых хотя и превосходят красноречием, но никак не достигают по серьезности задачи.
Так, например, они пишут историю ассирян или мидян, как будто она древними историками еще недостаточно изложена: а между тем, как уступают они последним и в силе изложения и по отношению к цели, ими руководившей.
Каждый из этих последних старался описывать события, происходившие как бы перед глазами, когда современность автора с описанными им фактами могла служить гарантией достоверности изложения, а ложные сообщения могли быть всенародно опровергнуты очевидцами.
Спасти от забвения то, что еще никем не рассказано, и сделать достоянием потомства события собственных времен —вот что похвально и достославно; нельзя, однако, называть истым тружеником того, который изменяет план и порядок чужого труда; а того, который, воспроизводя новое, дотоле неизвестное, самостоятельно воздвигает памятник исторический. Я, хотя чужестранец, не щадил никаких трудов и затрат, чтобы быть в состоянии предложить эллинам, а также варварам историю совершившихся событий; между тем, как чистокровные эллины там, где дело касается наживы или какого-нибудь судебного процесса, сейчас делаются удивительно разговорчивыми и развязными, но лишь только потребуется от них написать историю, где приходится сказать правду и с большим трудом собрать фактические данные,—уста их вдруг замыкаются и они предоставляют это делать другим, менее способным и незнакомым с делами полководцев. У нас то высоко почитается историческая правда, между тем, как у эллинов к ней относятся с пренебрежением[2]
6. Описать древнюю историю иудеев и рассказать, какого они происхождения, каким образом они вышли из Египта, через какие страны они прошли на пути странствования, каким образом они потом рассеялись, я считаю теперь не своевременным и кроме того излишним, так как еще до меня многие иудеи написали точную историю своих предков, а некоторые эллины, переводя их сочинения на свой родной язык, дали нам об этой истории в общем довольно верное представление. Мой рассказ я хочу начать с того, на чем остановились те историки и наши пророки. Но и здесь я имею в виду более обстоятельно и со всевозможной точностью рассказать собственно о той войне, которую лично пережил, а событиям предшествовавших мне времен сделать лишь сжатый и беглый обзор.
7. Таким образом я расскажу, как Антиох, по прозванию Светлейший (Эпифан), завоевал Иерусалим и после трех лет и шести месяцев владычества был изгнан из страны сынами Асмоная, как потомки последних, разъединившись между собою из-за, господства, дали повод ко вмешательству римлян и Помпея в дела страны, как за тем Ирод, сын Антипатра, при помощи Созия, положил конец их господству, как после смерти Ирода, в царствование Августа и при правителе страны Квинтилии Варе восстал народ, как в 12-м году царствования Нерона началась война, что произошло при Цестии и на какие места Иудеи, при начале, войны, нападали с оружием в руках.
8. После будет сообщено, как они укрепляли пограничные города; как Нерон после поражения Цестия, считая государство в опасности, поручил Веспасиану руководительство над войною; как этот с своим старшим сыном вторглись в страну иудеев; как велико было римское войско, сколько из пришедших ему на помощь союзников было перебито по всей Галилее, и как он, частью силой, частью, благодаря добровольной сдаче, привел под свою власть города этой области. За тем я изображу образцовый порядок у римлян во время войны и дисциплину легионов; дальше—величину и природу обеих частей Галилеи, границы Иудеи, особенности страны, ее озера и источники; наконец, судьбу каждого покоренного города в отдельности—все это я тщательно изображу так, как я это знаю из собственных наблюдений или сообщенных сведений. Даже о собственных своих приключениях я не умолчу, имея в виду, что обращаюсь с своим рассказом к таким лицам, которые знакомы с обстоятельствами дела.
9. Дальше следует рассказ о том, как в то время, когда положение иудеев сделалось уже критическим, умер Нерон, а Веспасиана, выступившего было тогда против Иерусалима, отвлекло от поля военных действий полученное им царское достоинство; о предзнаменованиях, предвещавших ему об этом; о переменах, происшедших в Риме, и о том, как Веспасиан при всем своем сопротивлении был провозглашен солдатами императором; как тогда, после его отъезда в Египет, где он хотел привести в порядок государственные дела, начались раздоры между иудеями, возвысились над ними тираны и как последние взаимно враждовали между собою.
10. За тем я расскажу, как вернулся Тит из Египта и вновь напал на страну; каким путем, где и в каком количестве он собрал свое войско; какие внутренние распри, господствовали в городе, когда Тит к нему подступил; сколько раз он штурмовал его, сколько валов он соорудил. Дальше я опишу объем и величину трех иерусалимских стен, сильные укрепления города, план святилища и храма, размер строений и алтаря—все с величайшей точностью; также — некоторые праздничные обычаи, семь очищений и богослужение коганов; кроме того, я опишу еще облачения последних и первосвященника, внутреннее устройство святая-святых в храме ничего не скрывая и ничего не прибавляя к тому, что лично изучал.
11. Вслед за этим я расскажу, как жестоко обращались тираны со своими же соотечественниками; с другой же стороны,—как снисходительны были к чужеземцам римляне, и как часто Тит, желавший спасти город и храм, вызывал бунтовщиков на миролюбивое соглашение; также я последовательно изложу все те бедствия и страдания, которые до окончательная покорения города переносил народ от войны, внутренних сумятиц и голода. При этом я не умолчу ни о несчастной судьбе перебежчиков, ни о казни пленников, и дальше сообщу, как храм, против воли и желания императора, сделался добычей пламени; какие из храмовых сокровищ были спасены от огня; об окончательном покорении города и о предшествовавших ему знамениях и чудесах; после следует описание пленения тиранов, количества проданных в рабство людей, их различных судеб, как, после всего этого, римляне подавили последние остатки вооруженного сопротивления в стране и разрушили все укрепления, и наконец, как Тит, объехав всю страну и умиротворив ее, возвратился в Италию и отпраздновал свою победу.
12. Все это, избегая основательного повода к порицаниям и обвинениям со стороны лиц, фактически знакомых с делом и бывших очевидцами войны, я описал в семи книгах для ищущих правды и не только одного развлечения. Итак, начну свой рассказ, предпосылая каждой главе указание ее содержания.
[1] Сочинение это не сохранилось.
Переводчик
[2] Блестящую параллель между греческими и иудейскими писателями-историками Иосиф делает в другом своем сочинении „Против Апиона" 1,5, 8 и 9.
