(И. Д. ХIV, 14, 1—5)
Изгнанный из Аравии Ирод спешит в Рим, где он, благодаря содей­ствию Антония и Цезаря, назначается царем иудеев.

1. Предполагая, что брать находится еще в живых, Ирод ускорил поездку свою в Аравию и спешил получить у царя денег, чем он думал обратить жадность парфян в пользу Фазаеля. На тот слу­чай, если араб забыл дружбу его отца и окажется на столько мелочным, что не захочет подарить ему сумму, требуемую для выкупа, он рассчитывал просить ее у него взаймы и оставить ему заложником сына пленника (с этой целью он взял с собою своего семилетнего племян­ника). Он был готов дать 300 талантов и хотел было воспользо­ваться содействием в этом деле тирян. Но решение судьбы предупре­дило его: Фазаель был мертв, и братская любовь Ирода бесполезна. К тому ему пришлось убедиться, что и старая дружба арабов больше не существует. Их царь Малих[97] послал даже ему чрез гонцов навстречу приказ очистить страну; предлогом ему служило то, будто парфяне потребовали от него изгнания Ирода из Аравии; но в сущности Малихом руководил простой расчет сохранить в целости то, что он должен был Антипатру и избегнуть такого положения, при котором он был бы вынужден за подарки отца платить тем же находящимся в нужде его сыновьям. На этот бесчестный поступок подстрекали его люди, которые наравне с ним нашли более удобным утаить деньги, подаренный Антипатром, — и те люди были именно сильнейшие при дворе.

2. Ирод увидел, что вследствие тех же причин, по которым он надеялся встретить в арабах лучших друзей, они сделались его вра­гами; ответив курьерам то, что подсказало ему его наболевшее сердце, он направился в Египет. В первый вечер он отдохнул в одном деревенском храме, где он вновь встретился с оставленной им свитой. На следующий день, по его прибытии в Ринокоруру, ему было доложено о кончине брата. Пораженный столь страшным горем, но освобожденный за то от забот, поглощавших его в последние дни, он продолжал свой путь. Араб между тем одумался и поспешно отправил гонцов, которые должны были воротить назад обиженного. Но уже было поздно: Ирод был уже впереди и прибыл в Пелузий (9, 4). Находившиеся здесь в гавани шкипера хотели отказать ему в переезде; он обратился поэтому к тамошним судьям, которые, во внимание к его громкому имени и высокому положению, доставили ему возможность продолжать свой путь до Александрии. Прибыв в этот город, он встретил блестящий прием со стороны Клеопатры, надеявшейся приобресть в нем полководца для начатой ею войны. Но он отклонил предложение царицы и, не боясь ни суровой зимней погоды, ни беспорядков в Италии, поплыл в Рим.

3. У памфилийского берега он подвергся такой опасности, что большая часть груза должна была быть выброшена за борта; с большим трудом он спасся в Родос, крайне истощившийся в войне с Кассием. Здесь он был принят своими друзьями Птоломеем и Саппинием и, терпя хотя нужду в деньгах, выстроил трехвесельное судно высшего калибра, на котором он вместе со своими друзьями отплыл в Брентесион[98]. Отсюда он поспешил в Рим и, полагаясь на отцовскую дружбу, предстал прежде всего пред Антонием, рассказал ему о несчастии, постигшем его и все его семейство, и как он, оставив самых близких ему людей в осажденной крепости, сам в бурное время года отправился к нему искать помощи.

4. Такая превратность судьбы вызвала сострадание в Антонии. Вспо­миная с благодарностью гостеприимство, оказанное ему Антипатром и принимая главным образом во внимание дарования Ирода, он тут же порешил того, которого он раньше произвел в тетрархи, назначить теперь царем иудеев (109 до раз. хр.). В одинаковой мере, как благосклонность к Ироду, повлияло на это решение враждебное чувство против Антигона, в котором он усмотрел бунтовщика и врага римлян. Цезарь шел ему навстречу своим согласием: он живо припоминал египетский поход, совершенный Антипатром вместе с его отцом[99], его гостепреимство, равно как его всестороне-испытанную преданность и бла­гонамеренность; с другой стороны он признавал также энергичную и мощную натуру Ирода. Вследствие этого он созвал сенат, которому Мессала[100], а за ним Атратин представляли Ирода, изображали заслуги его отца и личную его преданность римлянам; рядом же с ним они Антигона выставили, как врага римлян, не только на основании прежних его действий, но и потому также, что, обойдя римлян, он принял корону из рук парфян. Уже это одно произвело впечатление на сенат; но после, когда выступил еще Антоний и разъяснил, насколько восшествие Ирода на престол будет полезно для войны с парфянами[101], тогда все согласились. По окончании заседания, Ирод вышел из сената, имея с одной стороны Антония и с другой — Октавиана[102]. Консулы и другие государственные сановники провожали их для приношения жертвы богам и возложения сенатского решения на Капитолий. В первый же день назначения Ирода царем, Антоний дал в честь его торжественный обед.

[97] Преемник Ареты.

[98] Нынешний Бриндизи.

[99] Гай Октавий был внук младшей из сестер Юлия Цезаря, но был усыновлен бездетным Цезарем. По смерти последнего он принял имя Гая Юлия Цезаря Октавиана. Египетский поход упомянут выше; 9, 3, 4.

[100] Выдающийся оратор того времени, друг Ирода, что видно из того что в Дафне, когда Иудейские депутаты жаловались Антонию на насилия Ирода, он принял на себя защиту его (12,5).

[101] Римляне все еще не отомстили парфянам за страшное поражение Красса, в котором погибло около 40 000 римских солдат. Между тем в настоящее время парфяне владели Малой Азией и Сирией; война с ними была делом решенным—для начала ее уже послан на Восток легат Антония, Венти­дий (16,6).

[102] Ирод, боявшийся в начале своего путешествия беспорядков в Италии (§ 2), прибыл в Рим как раз после Бриндизийского договора, возстановив­шего на время мир между Антонием и Октавианом. Оба диктатора, соеди­нившись между собою, еще больше унижали сенат, назначая членами его грубых воинов, отпущенников, иноземцев, даже рабов; и сенаторы сопер­ничали друг пред другом в пошлом угодничестве. Между ними были та­кие низкие люди, что Октавиану впоследствии понадобилось издать указ, запре­щавший сенаторам выходить на арену цирка гладиаторами (Георг Вебер III, 956). Таков был сенат, давший Ироду царский сан. Ораторы, восхва­лявшие подвиги и, главное, беспредельную преданность римлянам семейства Антипатра, разумно умолчали о его происхождении, так как по общепринятым правилам и понятиям нельзя было возвести в цари человека не княжеского происхождения; а порабощенный сенат видел пред собою любимца диктаторов и не спрашивал о его роде и племени (И. Д. XIV, 16, 5).