(И. Д. XIV, 14, 6—15, 3)
Антигон осаждает запертых в Массаде, которых возвратившийся из Рима Ирод освобождает.— Отправляясь вслед за тем в Иерусалим, он там застает подкупленного Антигоном Силона.

1. Антигон в это время осаждал оставшихся в Массаде, которые, хотя были в изо6илии снабжены всеми съестными припасами, но терпели недостаток в воде. По этой причине Иосиф, брат Ирода, хотел бежать с 200 из своих людей к арабам, так как он слышал, что Малих раскаивается в своем неучтивом обращении с Иродом. И он действительно покинул бы цитадель, если б как раз в ночь, назначенную для бегства, не выпал сильный дождь; теперь цистерны вновь наполнились водою, и в бегстве больше не представлялось надоб­ности; теперь, напротив, они делали вылазки против Антигона и частью в открытых, рукопашных схватках, частью посредством засады лишали его многих людей. Не всегда, однако, дело шло так хорошо: случалось нередко, что они сами возвращались назад с уроном.

2) Между тем римский полководец Вентидий, посланный для изгна­ния парфян из Сирии[103], по уходе последних прибыл в Иудею (109 до раз. хр.). Явившись под предлогом выручать Иосифа из осады, с действительной же целью для того, чтобы наложить контрибуцию на Антигона, он раскинул свой лагерь вблизи Иерусалима, но как только был насыщен деньгами, он сам с большей частью войска отступил и оставил на месте один только отряд под начальством Силона, дабы полное отступление не разоблачало корыстной цели его прихода. Антигон надеялся еще, что парфяне опять придут ему на помощь; тем не менее он поддерживал сношения с Силоном, чтобы сделать его безвредным для своих целей.

3. Но уже Ирод возвратился из Италии и высадился в Птоломаиду (весною 109 до раз. хр.); набрав внушительное войско из иностранцев и туземцев, он быстро двинулся оттуда чрез Галилею против Антигона. Его поддерживали Вентидий и Силон, которых посланный Антонием Деллий упросил помочь Ироду в его предприятии. Вентидий был тогда занят усмирением волнений, возбужденных в разных городах парфя­нами, а Силон, подкупленный Антигоном оставался в Иудее. Ирод, впрочем, вовсе не нуждался в подкреплении: войско его с каждым днем увеличивалось на пути, и вся Галилея, за немногими исключениями, пристала к нему. Первой и неотложный задачей Ирода было взятие Мас­сады и освобождение его родных из осады. Одна Иоппия[104] стояла ему камнем преткновения на пути: этот враждебный ему город он должен был взять непременно для того, чтобы, подвигаясь дальше к Иерусалиму, не оставить в тылу крепость в руках врагов. Силон с удовольствием примкнул к нему, найдя, наконец, повод к выступлению. Когда же иудеи начали преследовать его сзади, Ирод бросился на них с легким отрядом, быстро рассеял их и спас таким образом Силона, который плохо защищался.

4. После взятия Иоппии он поспешил к Массаде для освобождения своего семейства. Добрая память о его отце, его личная слава, призна­тельность за оказанные ими обоими благодеяния—все это привлекало к нему местных жителей, но большая часть людей присоединялась к нему, вследствие сложившегося у них убеждения в том, что престол достанется Ироду; таким образом вокруг него образовалось отборное войско. Антигон, хотя преследовал его, устраивая засады в удобных местах, но вреда он не причинял ему никакого, или самый незначительный. Как только Ирод освободил своих людей из Массады, что ему удалось очень легко, и взял крепость Рессу[105], он двинулся к Иерусалиму. Войско Силона и многие из жителей города из страха пред его силами примкнули к нему.

5. Едва Ирод раскинул свой лагерь на западной стороне города, как расставленные там караулы стали отражать его войско стрелами и дротиками; другие делали вылазки толпами и схватывались с передовыми постами. Тогда Ирод прежде всего послал герольдов к городской стене объявить во всеуслышание, что он явился для блага народа и спасения города, что он даже не думает мстить врагам, а напротив самых отъявленных противников готов простить. Но партия Антигона приводила с своей стороны возражения[106] и не допускала никого ни перейти к Ироду, ни даже выслушать его глашатаев. Антигон даже приказал от­толкнуть врагов от стены; и быстро они были прогнаны стрелами, по­сыпавшимся на них из башен.

6. Тут и Силон явно показал, что он подкуплен. По его под­стрекательству солдаты начали громко жаловаться на недостаток провианта, требовать денег на содержание и хороших зимних квартир, так как окрестности города были совершенно опустошены солдатами Антигона. Опи­раясь затем на эти требования, Силон стал уже готовиться к отступ­лению. Но Ирод обратился к его офицерам и солдатам вообще и стал их упрашивать не оставить его одного, так как он послан сюда Октавианом, Антонием и сенатом; что же касается их жалоб на недостаток провианта, то он готов их сейчас же удовлетворить. И действительно, в тот же день он сделал набег на окрестные селе­ния и доставил им оттуда такой богатый запас съестных продуктов, что этим отнял у Силона всякий предлог к отступлению. Чтобы и на будущее время солдаты не терпели недостатка, он поручил самарянам, столица которых была на его стороне, доставлять в Иерихон хлеба в зерне, вина, масла и убойного скота. Антигон, узнав об этом, разо­слал партизанские отряды по всем направлениям с целью задержать подвозы и отрезать их от лагеря. Возле самого Иерихона собралась также большая масса тяжеловооруженных, которые расположились на горах для выслеживания провиантских обозов. Но и Ирод не бездейство­вал: он появился пред Иерихоном с десятью отрядами, (пять римских и пять иудейских с разноплеменными наемниками) и кроме того еще с немногими всадниками. Город оказался покинутым его жителями; только в крепости нашли 500 человек с их женами и детьми. Он взял их в плен, но сейчас же отпустил их опять на свободу; в остальные части города ворвались римляне и ограбили дома, оказав­шиеся переполненными разными богатствами. Царь оставил в Иерихоне гарнизон и возвратился назад; римское войско он отправил на зим­ние квартиры в перешедшие на его сторону города Идумеи, Галилеи и Самарии. И Антигону, вследствие подкупа Силона, предоставлено было часть войска принять на квартиры в Лидду[107], чем он хотел зарекомендо­вать себя пред Антонием[108].

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

(И. Д. XIV, 15, 4—9)
Ирод берет Сепфорис и заставляет сдаться ему спрятавшихся в пещерах разбойников.—Затем он наказывает враждебного ему Махера и от­правляется к Антонию во Самосату.

1. Римляне во время перерыва войны предались блаженному отдыху; только Ирод не отдыхал; своему брату Иосифу он дал 2000 пеших и 400 конных солдата, поручил ему занять Идумею для того, чтобы партия Антигона не произвела там восстания. Сам же он, доставив свою мать и остальных освобожденных из Массады родственников в безопасное место в Самарию, отправился в Галилею для покорения оставшихся еще вне его власти городов и изгнания оттуда гарнизонов Антигона.

2. Сепфориса[109] он достиг в сильную вьюгу и взял этот город без труда, так как при его приближении гарнизон бежал оттуда. Здесь он дал своим солдатам отдохнуть после перенесенной непогоды (жизненных продуктов найдено в городе в большом запасе) и выступил против разбойников в пещерах, которые своими частыми на­бегами сделались для жителей страны таким же страшным бичом, как и настоящая война. Три отряда пехоты и один эскадрон конницы царь отправил вперед к деревне Арбеле[110], а сорок дней спустя, он выступил сам с остатком войска. Неприятели, однако, не устрашились его наступления, а встретили его с оружием в руках, ибо они обла­дали опытностью воинов и смелостью разбойников. В начале сражения они своим правым крылом заставили левое крыло Ирода поддаться назад. Но быстрым поворотом своего правого крыла Ирод пришел на помощь своим, остановил бегущих и, устремившись навстречу преследовавшему неприятелю, остановил его жаркое нападение до тех пор, пока неприятель, во избежание решительного боя строем против строя, не обратился в бегство.

3. Он их преследовал до Иордана под безостановочной резней и значительную часть их уничтожил; уцелевшие остатки рассеялись по ту сторону реки. Галилея таким образом избавилась от этого бича; оста­лись еще те, которые скрывались в пещерах, и для начала борьбы с ними потребовался продолжительный отдых для войска. Вследствие этого, он, наградив солдат за трудности похода (каждый солдат получил 150 серебряных драхм, а командиры были наделены еще более щедрыми подарками), отпустил их на зимние квартиры. Самому младшему брату своему, Ферору, он поручил обеспечить их содержание, а также укрепить Александрион; и то и другое им было исполнено.

4. В это время Антоний находился в Афинах. Вентидий же призвал Силона и Ирода к войне против парфян (108 до раз. хр.) с тем, однако, условием, чтобы раньше восстановить порядок в Иудее. Ирод охотно предоставил Силону уйти к Вентидию, а сам выступил против разбойников в пещерах. Эти пещеры, находясь в отлогих горах, были неприступны ни с какой стороны: только очень узкие, извилистые тропинки вели вверх к ним, а скалы, на которых находились их отверстия, отвесно ниспадали вниз в зияющие пропасти[111]. Эта недоступ­ная местность делала царя долгое время беспомощным. Но, наконец, он придумал чрезвычайно опасное средство. Он приказал сильнейших своих воинов опускать вниз в ящиках на канатах для того, чтобы они могли проникать в отверстия; здесь они рубили разбойников вместе с их семействами и бросали пылающие головни в тех, которые сопро­тивлялись. Охотно бы Ирод захватил в свои руки некоторых из них живыми, он с этой целью предложил им через герольда самим выйти к нему. Но никто не сдавался добровольно и даже из побежденных многие предпочитали смерть плену. Один старик, отец семерых детей, следующим образом убил последних вместе с их матерью за то, что они, доверяясь царским обещаниям, упрашивали его выйти из пещеры. Он стал у входа пещеры, приказал им выходить по одиночке и заколол каждого отдельно появлявшегося сына. Ирод, потрясенный этой сценой, за которой он издали наблюдал, простирал свою правую руку к старику и умолял его пощадить своих собственных детей. Но старик и слышать его не хотел: резкой бранью он напомнил Ироду о его низком происхождении[112], умертвил еще свою жену над трупами детей и, швырнув их вниз по отвесной стене, сам вслед за ними бросился в бездну.

5. Таким образом Ирод овладел пещерами и их обитателями. После этого он часть войска, казавшуюся ему достаточной для подавле­ния могущих возникнуть волнений, оставил под предводительством Птоломея, а сам с 3000 тяжеловооруженных и 600 всадников отправился в Самарию против Антигона. Его отъезд опять ободрил виновников обычных беспорядков в Галилее; в неожиданном напа­дении они умертвили полководца Птоломея, опустошили страну и ушли в болота и другие малодоступные местности. Извещенный о восстании Ирод быстро явился на помощь, истребил огромную массу зачинщиков, освободил все осажденные крепости и взыскал с своих врагов, в нака­зание за поднятое ими восстание, 100 талантов.

6. После того, как парфяне были изгнаны из страны и Пакор был убит (108 до раз. хр.), Вентидий, по приказанию Антония, послал Ироду 1000 всадников и два легиона в помощь против Антигона. К начальнику этого войска, Махеру, Антигон письменно обратился с прось­бою перейти на его сторону; обещая ему за это деньги, он вместе с тем жаловался ему на насильственный образ действия Ирода и на его презрительное отношение к царской фамилии. Махер не мог, однако, игнорировать того, который его послал, к тому же Ирод платил еще лучше. Он поэтому не склонялся на измену, но заигрывал в дружбу с Антигоном и вопреки предостережению Ирода отправился выведать положение первого. Антигон же проник его намерение, запер пред ним город и оборонялся против него со стен города, как против врага, пока Махер не был принужден возвратиться назад к Ироду в Аммаус. Раздраженный неудачным исходом своего предприятия, он истреблял всех попадавшихся ему на пути иудеев, не щадя также и иродианцев, а поступая со всеми, как со сторонниками Антигона.

7. Такое поведение Махера до того ожесточило Ирода, что он готов был поднять против него оружие и мстить ему, как врагу; но он все-таки поборол свой гнев и отправился к Антонию жаловаться на преступные действия Мазера. Последний же, сознав свою ошибку, поспешил вслед за царем и горячими просьбами вымолил у него прощения. От поездки к Антонию Ирод все-таки не отказался, а напротив, узнав, что Антоний с сильной армией ведет атаку на Самосату[113] (сильный город на Евфрате), он еще больше ускорил свой путь, так как здесь ему представился удобный случай показать свою храбрость и этим еще больше обязать Антония. И действительно, его прибытие положило конец осаде 2: он истребил много варваров и собрал много добычи. Антоний, давний обожатель его храбрости, сделался им теперь еще в более вы­сокой степени; к прежним знакам отличия он прибавил ему еще новые и укрепил его надежда на престол. Царь Антиох[114] должен был, однако, сдать Самосату.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
(И. Д. Х IV. 15, 4—9)
Иосиф, брат Ирода, убит,—Казнь убийцы.—Ирод осаждает Иерусалим и женится на Мариамме.

1. Между тем дело Ирода в самой Иудее потерпело чувствительный удар. Он оставил здесь командующим над войсками своего брата Иосифа и дал ему инструкцию до его возвращения не затевать никаких враждебных действий против Антигона, так как на Махера, судя по его прежнему поведению, нельзя было рассчитывать, как на надежного союзника. Но как только Ирод удалился, Иосиф, не стесняясь его инструкциями, с пятью добавочными манипулами, полученными от Ма­хера, двинулся к Иерихо, чтобы грабить с тамошних полей вполне уже созревший хлеб. В горах и непроходимых местах он был настиг­нут неприятелем. После храброго сопротивления Иосиф сам пал в этой битве и вместе с ним погиб весь римский корпус; последний состоял из новичков, недавно набранных в Сирии, и им не был дан ни один из римлян, из так называемых ветеранов, которые могли бы поддержать неопытных воинов.

2. Антигон, не удовлетворяясь одной победой, так далеко зашел в своем ожесточении, что наглумился даже над трупом Иосифа: он велел собрать павших, а Иосифу отрезать голову, хотя брать убитого, Ферор, предлагал ему 50 талантов выкупа. После этой победы Анти­гона в Галилее опять поднялось бурное восстание, которое на этот раз достигло ужасающих размеров: назначенные Иродом сановники были проволочены приверженцами Антигона к морю и там утоплены. И в Идумее, где Махер вновь укрепил замок Гитру, многое также пере­менилось. Обо всем этом Ирод ничего еще не знал. После взятия Са­мосаты Антоний назначил правителем Сирии Созия и поручил ему под­держать Ирода в борьбе с Антигоном. Он сам возвратился опять в Египет; Созий же выслал вперед два легиона в Иудею для Ирода и с остальной своей армией последовал за ними.

3. В Дафне, возле Антиохии (12,6), где Ирод остановился по до­роге в Иудею, явные сновидения прямо предвещали ему смерть брата. Очнувшись однажды после такого мучительного сна, он к ужасу своему увидел пред собою зловещих гонцов. Только недолго он плакал над этим несчастьем, скорее даже гнал от себя скорбь и поспешил против врага. Он ехал с невероятной быстротой и, прибыв в Ливан, принял к себе на службу 800 тамошних жителей; там же с ним соединился один легион римлян. Не выждав ни одного дня, он вторгся с ними в Галилею и ставших против него врагов отбросил назад. Вслед за тем он немедля приступил к осаждению крепости; но прежде чем успел овладеть ею, он, вследствие наставшей сильной бури, был вынужден перейти в соседние деревни. Чрез несколько дней прибыл к нему второй легион, присланный Антонием; тогда не­приятель в страхе пред превосходством его сил в ночное время сам очистил крепость.

4. После этого он поспешил чрез Иерихон, чтобы как можно ско­рее отмстить убийцам его брата. Здесь он пережил чудесное знамение, которое прославило его, как особенного любимца божества. В тот вечер у него пировали многие знатные лица. Как только пир окончился и гости разошлись, дом, в котором они все находились, вдруг рухнул. Этот удивительный случай послужил Ироду знаком, предвещающим опасности, но также и спасение в предстоящей войне. Утренней зарей он выступил в поход. Около 6000 неприятелей бросились вниз с гор и беспокоили его авангард, и если они не осмеливались вступать в рукопашную с римлянами, то издали они все-таки бросали в них камни и дротики, которыми многих ранили. Сам Ирод, проехав верхом, также был задет дротиком в бок.

5. Желая показать, будто его люди превосходят не только от­вагой, но и количеством, Антигон послал одного из своих друзей, Паппу, во главе отряда в Самарию. Они должны были померяться с Махером. Ирод же между тем прорезал враждебную ему страну, разрушил на пути пять небольших городов, убил 2 000 из числа жителей и, предав огню их жилища, возвратился к себе в лагерь, который был разбита возле селения Каны.

6) Каждый день к нему стекались массы иудеев из разных сторон и даже из Иерихона, одни, увлеченные его подвигами, другие—из не­нависти к Антигону; большинство, однако, толкало смутное стремление к государственному перевороту, в котором они сами не могли дать себе отчета. Ирод торопился к бою; люди Паппы также шли ему бодро навстречу, не страшась ни численного превосходства врага, ни его жажды брани. Но ряды неприятеля не долго держались в том сражении (107 до раз. хр.). Ирод в пылу гнева за убийство брата, ставя свою жизнь на карту, как будто он должен был здесь наказать виновников этого убийства, быстро опрокинул сопротивлявшихся ему врагов, бросился затем на остальных, которые еще не уступали поля битвы, всех обратил в бегство и погнался вслед за ними. Кровь лилась потоками: задние ряды преследуемых, будучи местами оттеснены назад передовыми, попадали прямо в руки Ирода и падали бесчисленными массами. Он вместе с неприятелями втиснулся в деревню, где все дома были битком набиты тяжеловооруженными, да и крыши на верху были покрыты защитниками. Едва только были преодолены стоявшие извне, как он стал ломать дома, дабы вынудить находившихся внутри к выходу. Так они целыми кучами были похоронены живыми под крышами. Спасавшиеся из-под развалин падали под мечом солдат, и груды трупов до того росли, что загромождали собою дорогу победителям. Такую огромную потерю людей не мог перенесть неприятель; если б ему даже удалось со­браться и вновь сомкнуться в ряды, то один вид павших обратил бы его опять в беспорядочное бегство. Поощренный этой победой, Ирод тотчас бы поспешил в Иерусалим, если б ему не препятствовала чересчур суровая зима. Полное торжество Ирода и окончательное паде­ние Антигона, который носился уже с мыслью об оставлении города, за­держано было только этим обстоятельством.

7. Под вечер когда Ирод отпустил уже своих утомленных друзей на отдых, он, по солдатскому обычаю, разгоряченный еще от боя, от­правился в баню. Его провожал один только слуга. Не успел он еще войти в помещение бани, как мимо него пробежал неприятельский солдат, вооруженный мечом, за этим появился другой, третий и сейчас за ними еще некоторые. Они спаслись от побоища в эту баню воору­женными и объятые ужасом лежали здесь спрятанными; вид царя вывел их из оцепенения: трепеща от страха они пробежали мимо него безоружного, ища глазами выходных дверей. Случайно здесь не было никого, который мог бы их задержать, а Ирод был уже рад тому, что так счастливо отделался. Таким образом они все разбежались.

8. На следующий день он приказал отрубить голову полководцу Антигона, Паппу, павшему в битве, и послал эту голову своему брату Ферору, как искупительную жертву за их убитого брата, ибо Паппа был именно тот, который лишил жизни Иосифа (§ 2). Лишь только зима ослабла, Ирод двинулся к Иерусалиму (107 до раз. хр.), повел вой­ско до городских стен и как раз при окончании третьего года своего назначения в Риме царем, расположился лагерем против храма. С этой стороны именно город был доступен, с этой стороны он раньше был взят Помпеем. Распределив работы между войском и вырубив растительность ближайших окрестностей города, он велел сделать три вала и возвести на них башни. Для этих работ он оставил на месте самых способных и надежных людей, а сам отправился в Самарию, чтобы отпраздновать свой брак с дочерью Александра, сына Аристовула, с которой, как выше было сказано (12,3), он был помолвлен. Так он свою женитьбу превратил в эпизод иерусалимской осады, ибо давно уже он начал презирать своих врагов.

9. По окончании свадебного торжества он возвратился в Иерусалим с еще более значительной армией, так как и Созий примкнул к нему с сильным войском, состоявшим из конницы и пехоты. Вся соеди­ненная армия, около одиннадцати легионов[115] пехоты и шести тысяч кон­ницы (не считая огромного числа союзников из Сирии) расположилась лагерем близ северной стены города. Сам Ирод опирался на заклю­чение римского сената, которым он был назначен царем (14,4), а Созий на Антония, который все войско, находившееся под его командой, предоставил к услугам Ирода.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

(И. Д. ХIV, 16,2. XV, 4,1—3)
Взятие Иерусалима Иродом и Созием.—Смерть Антигона.—Отношения Ирода к Клеопатре.

1. Население осажденного города переживало самые разнообразные волнения. Слабые толпились вокруг храма и почитали счастливым и блаженным того, который в то же время умирал; более смелые, образовав­шие шайки, занимались разбоем и особенно усердно грабили окрестности города, так как чувствовалась нужда в жизненных припасах для ло­шадей и людей[116];  лучшая дисциплинированная часть ратного люда отдавалась защите осажденных: они отгоняли от стен строителей шанцев и каждый раз изобретали новые защитительные средства против осадных орудий. Но ни в чем они так бойко не превосходили врагов, как в проведении мин.

2. Для прекращения разбойничьих вылазок царь прибег к засадам, которыми действительно положил им конец; для пополнения недостатка в съестных припасах, он организовал подвоз продуктов из более отдаленных местностей. Военная опытность римлян давала ему некоторый перевес над иудеями, но в смелости он их не мог превзойти. В открытом поле они, хотя не дрались с римлянами, так как тут они видели пред собою верную смерть, но чрез свои подзем­ные ходы они внезапно появились в их среде, и прежде чем те успе­вали разрушить одну часть стены, они возводили другую. Короче говоря, ни руки у них не уставали, ни их творческая сила не исчерпывалась, они были готовы на самое крайнее сопротивление. Не смотря на чудовищные силы осадного войска, они выдержали осаду в течение пяти месяцев, пока наконец, некоторые избранные воины Ирода не собрались духом и не взлезли на стену; вслед уже за ними вторглись в город цен­турионы[117] Созия. Прежде всего было взято место храма. Когда войско ворвалось, началась везде страшная резня, ибо римляне были ожесточены долгой продолжительностью осады, а преданные Ироду иудеи ревностно старались не оставить в живых никого из противной партии. Целые толпы были уничтожены в тесных улицах, в домах, где они были стиснуты и на пути бегства в храм; не было сострадания ни к бессловесным малюткам, ни к старцам, ни к беззащитным женщинам. Хотя царь разослал людей и призывал к пощаде, но ни один солдат не остановился; как бешеные они неистовствовали против всякого возраста. Тут и Антигон, забыв свой прежний сан и настоящее поло­жение, вышел из своего замка и припал к ногам Созия. Не трону­тый такою превратностью судьбы, Созий разразился неудержимым хохотом и назвал его Антигоной. Однако он не отпустил его, как жен­щину, а, напротив, приказал заключить его в кандалы и приставить к нему стражу.

3. Ирод, который превозмог своих врагов, должен был теперь позаботиться о том, чтобы обуздать своих иностранных союзников, потому что чужеземцы массами устремились в храм с целью рассмотреть его святыни. Просьбами, угрозами, а отчасти даже силой оружия царь оттеснял их назад; он слишком хорошо понимал, что его победа превратится в самое гибельное поражение, если они узрят кое-что из того, что должно остаться скрытым от человеческих глаз[118]. Вместе с тем он должен был позаботиться теперь о прекращении грабежа в городе. Он настоятельно спрашивал Созия: намерены ли римляне прежде опустошить город, очистить его совершенно от денег и людей, а затем уже оставить его царствовать над пустыней? За такую массу пролитой крови граждане и владычество над всем миром каза­лось ему недостаточным возмездием. Когда же Созий возразил, что по­неволе приходится предоставить солдатам грабить город, как награду за трудности осады, то он вызвался наградить всех из своей собствен­ной казны. Этим он хотел выкупить все, что еще уцелело в его столице, и тотчас же исполнил свое обещание. Он блестяще вознаградил каждого солдата, предводителей — в соответствующем размере, но самого Созия, действительно, по-царски. Никто не покинул Иеруса­лима без денег. Созий посвятил божеству золотой венок и выступил из Иерусалима, повезши с собою Антигона скованным в цепях для Антония. Топор, как он того заслужил[119], положил конец его жизни, которую он до последнего мгновения провел в тщеславных надеждах (107 до раз. хр.)[120].

4. Царь Ирод предпринял теперь чистку иерусалимского населения. Своих единомышленников он еще больше привязал к себе пожалованием им почетных должностей; приверженцев же Антигона он приказал казнить. Вследствие недостатка в наличных деньгах, он все свои драгоценности перечеканил в монеты и послал их Антонию и его приближенным[121]. Этим одним он все-таки не мог купить себе продолжительный покой, потому что Антоний давно уже страдал любовью к Клеопатре и всецело был порабощен своей страстью. После того, как Клеопатра покончила с собственным своим, семейством, и никто больше не остался из ее кровных родственников, она обратила свою кровожадность на чужие страны. Интригами и клеветой против сирийских князей она старалась склонить Антония на их казнь, надеясь тем скорее унаследовать их владения. Она уже бросала жадные взоры также на Иудею и Аравию и исподтишка принимала меры к низвержению правителей обеих этих стран, Ирода и Малиха (14,1).

5. До этих пор Антоний беспрекословно исполнял все ее требова­ния; но убийство храбрых людей и выдающихся царей он считал преступлением. За то он уклонялся от близкой дружбы с ними и отнял у них для Клеопатры обширные местности. Так были отняты и уступле­ны Клеопатре пальмовый лес возле Иерихона, где добывается бальзам (IV, 8, 2, 3), и все города, лежавшие по ту сторону реки Элевтера[122], за исключением Тира и Сидона. Сделавшись владетельницей этих последних, она провожала Антония в его походе против парфян до Евфрата и прибы­ла чрез Апамею (10, 10) и Дамаск в Иудею. Богатыми подарками Ирод смягчил ее враждебное расположение и снял у нее в аренду оторванные от его царства владения за 200 талантов в год, после чего он со всевозможными почестями провожал ее до Пелузия. Недолго спустя (104 до раз хр.) появился Антоний из парфянского похода и вез с собою пленным сына Тиграна, Артабаза, как подарок Клеопатре, так что вместе со всеми сокровищами и всей добычей ей предоставлен был также парфянин[123].

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

(И. Д. XV, 5)
Антоний, уступая требованию Клеопатры, отправляет Ирода войной против арабов, над которыми он после многих усилий наконец одерживает по­беду —Большое землетрясение.

1 В начале войны при Акциуме Ирод вместе с Антонием при­готовлялись к походу[124],  так как теперь волнения в Иудее были во­обще подавлены и даже Гиркания (8, 2), где до тех пор держалась еще сестра Антигона, была также в его руках. Клеопатра сумела, однако, помешать Ироду разделять опасности войны вместе с Антонием. Она, как уже было замечено, имела свои корыстные виды на Ирода и аравийского царя, а потому она уговорила Антония поручить Ироду войну с аравитянами[125], рассчитывая на то, что если Ирод победит, она получит Аравию, а если он потерпит поражение, ей достанется Иудея, и та­ким образом она одному из этих двух владетелей приготовит гибель чрез другого.

2) Дело кончилось, однако, к выгоде Ирода. Сперва он взял у них заложников, а затем напал на них у Диосполиса с собранным им большим отрядом конницы и выиграл сражение, не смотря на храб­рое сопротивление врага. Это поражение вызвало сильное волнение среди арабов: они собрались опять в больших силах у Канафы[126] в Келе­сирии и ожидали здесь иудеев. Прибыв туда с своим войском, Ирод намеревался вести войну со всею осторожностью и приказал прежде всего устроить укрепленный лагерь. Но солдаты его не хотели повиноваться. Поощренные первой победой, они ударили на арабов и при первом на­ступлении обратили их в бегство. Но при преследовании неприятеля Ироду подставлена была ловушка: Афенион, один из полководцев Клеопатры, его всегдашний враг, велел жителям Канафы напасть на него с тыла; это неожиданное нападение возвратило также бодрость арабам: они обернулись лицом, выстроились опять в ряды и на неудобо­проходимой, усеянной камнями равнине обратили войско Ирода в бегство и произвели здесь страшное побоище. Спасшиеся от смерти в сражении бежали в Ормизу; но и там они были застигнуты арабами, оцепившими их со всех сторон, и вместе со своим лагерем попали в их руки.

3. Ирод, хотя скоро после этого поражения и поспешил к ним на помощь со своими отрядами, но было уже поздно. Только не­повиновение офицеров причинило ему эту неудачу: если бой не на­чался бы так поспешно, тогда Афенион не нашел бы случая для измены. Впрочем, арабам приходилось горько расплачиваться за свою однократную победу, ибо Ирод мстил им частыми опустошитель­ными набегами на их владения. Но в то время, когда он мстил своим врагам, его постигло на седьмом году его царствования (101 до разр. хр.), в самом разгаре войны при Акциуме, другое, высшей рукой ниспосланное несчастье. Это было землетрясение, произошедшее в начале весны, погубившее бесчисленное множество скота и тридцать тысяч че­ловек[127]; одно только войско осталось невредимым, благодаря тому, что оно стояло лагерем в открытом поле. Молва, всегда преувеличивающая ужасы всякого бедствия и кричавшая чуть ли не о повальном опустошении всей Иудеи, подняла на ноги арабов; им казалось, что они легко овладеют теперь безлюдной страной, и с этой целью вторглись в послед­нюю, умертвив предварительно прибывших тогда к ним иудейских послов. Это вторжение навело панику на народ: удрученный бедствиями, обрушившимися на него одно за другим, он потерял всякое самообла­дание. Ирод поэтому назначил народное собрание и следующей речью пы­тался воодушевить его на сопротивление.

4. «Страх, охвативший всех вас, кажется мне далеко неосновательным. Что кары небес повергли вас в уныние—было естественно, но если человеческие гонения производят то же самое действие, так это обличает отсутствие мужества. Я так далек от мысли после землетря­сения бояться неприятеля, что, напротив, более склонен верить, что Бог хотел этим бросить арабам приманку, дабы дать нам возмож­ность мстить им. Ведь они напали на нас, надеясь не столько на собственные свои руки в оружие, сколько на те случайные бед­ствия, которые нас постигли. Но та надежда обманчива, которая опи­рается не на собственные силы, а на чужое несчастье, потому что не­счастье или счастье не представляет собою нечто устойчивое в жизни; напротив, счастье колеблется туда и назад. Это вы можете ви­деть из имеющихся пред нами свежих примеров. Нас, победителей в предыдущих битвах, неприятель теперь победил и, по всем вероятиям, он, убаюканный мыслью о победе, теперь уже потерпеть пора­жение; ибо слишком большая самоуверенность ведет к неосторожности, боязнь же учит быть предусмотрительным; оттуда и бодрость духа, ко­торая внушается мне вашей боязливостью. Когда вы были чересчур смелы и напали на неприятеля против моего желания, Афенион получил воз­можность осуществить свою измену. Но нынешняя ваша робость и кажу­щееся малодушие гарантируют мне победу. Оставайтесь в этом настроении вплоть до начала боя; но в самом сражении вы должны возгореться всем пылом вашего мужества и показать этому безбожному племени, что никакое несчастье, будь оно от Бога или от людей, не в состоянии сокрушить храбрость иудеев, пока еще искорка жизни тлеет в них, и что никто из вас не даст тем арабам, которых вы так часто чуть ли не пленными уводили с поля сражения, сделаться господами над вашим имуществом. Не поддавайтесь только влиянию безжизненной при­роды и не смотрите на землетрясение, как на предвестника дальнейших бедствий! То, что происходит в стихиях, совершается по законам при­роды и, кроме присущего им вреда, оно ничего больше не приносят человеку. Голод, мор и землетрясение еще могут быть предве­щаемы менее важными знамениями; но сами эти бедствия имеют свои собственные ужасы своим пределом, ибо какой еще больший вред может нам нанесть самый победоносный враг, чем тот, который мы уже потерпели от землетрясения? С другой стороны, неприятель получил ве­ликое предзнаменование своего поражения—знамение, данное ему ни природой, ни другой какой-либо силой: они, против всех человеческих законов, жестоким образом умертвили наших послов и такие жертвы посвятили божеству за исход войны! Да, они не уйдут от великого ока Божья и не избегнут Его победной десницы. Они немедленно должны будут дать нам удовлетворение, если только в нас еще живет дух наших предков и если мы подымимся на месть изменникам. Пусть каждый идет в бой не за свою жену и детей, даже не за угрожаемое отечество, а в отмщение за убитых послов. Они лучше, чем мы живые, будут направлять войну. Я, если вы будете лучше чем прежде повиноваться мне, буду предшествовать вам в опасности! Вы знаете хо­рошо, что ваша храбрость непоборива, если сами не повредите себе не­обдуманной поспешностью»[128].

5. По окончании этой ободряющей речи, заметив одушевление солдат, Ирод совершил жертвоприношение и перешел со своим войском чрез Иордан. Возле Филадельфии (2,4), невдалеке от неприятеля, он разбил лагерь и начал подстреливать неприятеля с целью выиграть находив­шуюся по средине поля крепость, а за тем по возможности скорее дать ему настоящее сражение. Арабы также выдвинули вперед часть войска для занятия укрепления. Но царские отряды быстро отбросили ее назад и завладели возвышением. Ирод сам каждый день выступал со своим войском в боевом порядке и вызывал арабов на битву; но так как никто не шел ему навстречу (панический страх овладел арабами, а их предводитель, Элеем, при виде иудейского войска, пришел в какое-то оцепенение от испуга), то он первый напал на них и прорвал возведенные ими шанцы. Принужденные таким образом к самообороне, они выступили в сражение без всякого порядка, пешие и кон­ные вместе. Численностью они хотя превосходили иудеев, но уступали им в храбрости, хотя и они от отчаяния бились как безумные.

6. До тех пор, пока они еще держались, они не имели много мертвых; но как только показали тыл, многие из них пали от рук иудеев, а многие другие были растоптаны своими же бежавшими товарищами. Пять тысяч человек легло на пути бегства; остальная масса спаслась за шанцы. Ирод оцепил и осадил их; но прежде чем они были вынуждены к сдаче силой оружия, их принудила к этому жажда, так как запас воды у них истощился. Их послов царь принял очень гордо и, так как они предложили ему 50 талантов выкупа, то он еще настойчивее подвинул осаду. Мучимые все более и более усилившейся жаждой, арабы толпами выходили из-за укреп­лений и добровольно сдавались иудеям; в пять дней взято было в плен 4 000 человек. На шестой день оставшееся войско с отчаяния бросилось в сражение. Ирод принял его и опять истребил около 7 000 человек. Такими кровавыми побоищами он мстил арабам и до такой степени подавил их гордость, что этот народ избрал его своим верховным главой.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

(И. Д. XV, 6, 1, 6, 7, 10, 1—3)
Ирод утверждается Августом в царствовании и щедро награждается ми­лостями. Ему возвращается часть царства, отнятая Клеопатрой, с присоединением области Зенодора.

1) Вскоре после этого Цезарь (Октавиан) одержал свою победу при Акциуме (101 до раз. хр.)[129]. Ирод, связанный дружбой с Антонием, начал тогда опасаться за свое собственное положение. Но его опасения, как это показали последствия, были слишком преувеличенными ибо Октавиан не считал еще Антония побежденным, пока Ирод остался верен последнему. Царь тогда принял решение идти навстречу опасности: он отправился в Родос, где находился Октавиан, и предстал пред ним без царской диадемы и без всяких знаков своего сана, как частное лицо, но с царским достоинством. Чистосердечно, не скрывая правды ни в чем, он начал: «Я, Цезарь, возведенный Антонием в цари над иудеями, делал, откровенно сознаюсь, все от меня зависящее для того, чтобы быть ему полезным. Не скрою и того, что ты во всяком случае видел бы меня вооруженным на его стороне, если бы мне не помешали арабы. Но я, по мере моих сил, послал ему подкрепления и многотысячное количество хлеба. Еще больше, даже после его поражения при Акциуме, я не оставил моего благодетеля: не имея уже возможности быть ему полезным в качестве соратника, я был ему лучшим советником и указывал ему на смерть Клеопатры, как на единственное средство возвра­тить себе потерянное[130]; если б он решился пожертвовать ею, то я обещал ему деньги, надежные крепости, войско и мое личное участие в войне против тебя. Но страстная его любовь к Клеопатре и сам Бог, осчастлививший тебя победой, затмили его ум. Так я побежден вместе с Антонием и после его падения я снял с себя венец. К тебе же я пришел в той надежде, что мужество достойно милости и в том предположении, что будет принято во внимание то, какой я друг, а не чей я был друг».

2) На это император ответил: «Тебя никто не тронет! Ты можешь отныне еще с большей уверенностью править твоим царством! Ты достоин властвовать над многими за то, что так твердо хранил дружбу! Старайся же теперь быть верным и более счастливому другу и оправдать те блестящие надежды, которые вселяет мне твой благородный характер. Антоний хорошо сделал, что больше слушался Клеопатры чем тебя, ибо, благодаря его безумию, мы приобрели тебя. Ты, впрочем, кажется, уже начал оказывать нам услугу: Квинт Дидий пишет мне, что ты ему послал помощь против гладиаторов[131]. Я не замедлю официальным декретом утвердить тебя в царском звании и постараюсь также в будущем быть милостивым к тебе, дабы ты не имел причины горевать об Антонии».

3) После этих дружелюбных слов Октавиан возложил диадему на царя и о дарованном ему царском достоинстве объявил в декрете, в котором великодушно превознес славу Ирода. Последний, еще больше расположив к себе Октавиана подарками, попытался выпросить у него прощения одному из друзей Антония, Александру, прибегшему к его за­ступничеству, но, сильно раздраженный против тяжело провинившегося пред ним Александра, Цезарь отклонил просьбу Ирода. Впоследствии, когда император отправился через Сирию в Египет, Ирод встретил его со всей царской пышностью, ехал рядом с ним во время смотра войска около Птоломаиды, устроил в честь его и всех его друзей тор­жественный пир и угостил обедом также и все его войско. Далее он позаботился, чтобы солдаты в своем переходе чрез безводную местность до Пелузия и на обратном пути были в достаточном количестве снаб­жены водой, и принял вообще все меры к тому, чтоб императорское войско ни в чем ни нуждалось[132]. Таким образом у императора и у солдат сложилось убеждение, что доставшиеся Ироду владения ничтожны в сравнении с оказанными им услугами. Вследствие этого, Цезарь, прибыв в Египет, где он застал Клеопатру и Антония уже мертвыми[133], осыпал Ирода еще большими почестями и расширил пределы его госу­дарства, возвратив ему отобранную Клеопатрой провинцию и прибавив ему, кроме того, еще Гадару (4, 2), Иппон, Самарию (2, 2) и примор­ские города: Газу (4, 2), Анфедан (4, 2), Иоппию (2, 2) и Стратонову Башню (21, 2)[134]. Ко всему этому Октавиан подарил ему придворную стражу Клеопатры, состоявшую из 400 галатов. На такие подарки вы­звала его главным образом щедрость самого Ирода.

4) По истечении первой акциады[135] он присоединил еще к его царству страну, известную под именем Трахонеи, равно и граничащий с по­следней другие две области, Батанею и Авранитиду[136]. Повод к тому был следующий. Зенодор, державший на откупе владения Лизания[137], беспрестанно натравливал трахонитские разбойничьи банды на дамаскин­цев. Последние обратились к начальнику Сирии, Варрону, с просьбой донести об этом несчастии императору. Когда же был получен приказ об искоренении разбойничьего гнезда, Варрон с войском отправился в Трахонею и, очистив ее от разбойников, отнял ее у Зенодора. Император же для того, что бы эта страна опять не сделалась притоном разбойников для нападения на Дамос, отдал ее Ироду. Десять лет спустя (88 до раз. хр.), когда Августа опять прибыл в восточные провинции, он назначил его наместником всей Сирии, так что никто из начальников не мог предпринимать что-либо без его ведома. По смерти Зе­нодора он отдал ему также всю область между Трахонеей и Галилеей. Но что для Ирода было всего важнее, так это то, что он мог считать себя первым любимцем Августа после Агриппы[138] и любимцем Агриппы после Августа. Достигнув апогея внешнего счастья, Ирод возвысился также духовно и направил свои заботы главным образом на дела бла­гочестия[139].

[103] Публий Вентидий изгнал парфян после четырехлетнего их владычества над римскими владениями в Азии. Это были первые победы римлян над парфянами, за которые сенат назначил, праздник благодарности богам и триумф возвратившемуся с войны Вентидию.

[104] Ныне Яффа.

[105] Тождественна с упомянутой выше, ХШ, 8, крепостью Тресса.

[106] По И. Д. (XIV, 15, 2) Антигон не возражал глашатаям Ирода, а при­звал к стене Силона и его солдат и сказал следующее: „Вы оскорбите ваше собственное римское право, если допустите, чтоб царство досталось Ироду—этому простолюдину и, как идумеянин, только полуиудею, между тем, как по законам страны, правление должно принадлежать только членам царской фамилии. Если вы недовольны лично мною и хотите отнять у меня власть за то, что я ее получил от парфян, то ведь есть еще другие претенденты одного происхождения со мною, обойти которых было бы вопию­щей несправедливостью, так как они ни в чем не провинились пред рим­лянами и принадлежать к тому еще к роду каганов".

[107] Библейский Луд—на иерусалимско-яффской дороге.

[108] Антигон принял на себя продовольствие некоторой части войска на один только месяц. По истечении же этого срока он разослал приказ по всей Иудее, чтобы жители убрали свои хлеба с полей и бежали в горы, ду­мая таким образом обречь римлян на голодную смерть. Но Ирод выручил Силона из беды (И. Д. XIV. 15, 4).

[109] По-еврейски Ципоры—в Галилее, на полудороге между Хаифой и Тиве­риадой.

[110] К западу от Тивериадского озера. Точное местоположение Арбелы не­известно.

[111] Описываемые пещеры существуют и теперь в окрестностях Ирбида (невдалеке от западного берега Тивериадского озера), который с большой вероятностью принимают поэтому за бывшую Арбелу.

[112] Обитатели пещер, которых Иосиф клеймит именем разбойников, были несомненно те же патриоты, которые сопротивлялись иноземному влады­честву еще при жизни Антипатра (10, 5) и теперь обратили всю свою нена­висть против похитителя иудейского престола, Ирода.

[113] Столица сирийской области, Коммагены, владетель которой, Антиох, на­ходился в союзе с парфянами и покровительствовал последним! при их вторжении в Сирию. Антоний должен был взять эту столицу для того, чтобы при переходе чрез Евфрат не оставить в тылу вражеский ему город.

[114] По другим древним источникам осада Самосаты была безуспешна. И действительно, Антоний должен был отложить поход в Парфию на целый год(18,5).

[115] Легион в последний период римской республики состоял из 4200 воинов, делившихся на четыре класса: гастатов (hastati), принципов (prin­cipes), триариев (triarii) и велитов (velites). Первые три класса имели полное вооружение, именно: большой щит, металлический нагрудник или кожаный панцирь, меч и два дротика, либо тяжелые копья; легковооруженные велиты носили: меч, легкое копье, круглый щит и кожаный шлем. Кроме того к каждому легиону были прикомандированы когорты ремесленников, оружейников, резервных солдат, много офицерской прислуги, чиновников, служите­лей и проч. И так, осадное войско заключало в себе, кроме многочисленных союзных сил, набранных в Сирии, свыше 60 тысяч римских солдат.

[116] Нужда эта в одинаковой мере испытывалась и в городе и в римском лагере, так как осада выпала в „субботний год". (По Моисееву за­конодательству евреи должны были каждый седьмой год, который назывался „субботним" или „шмитой" дать отдых своей земле и оставить ее невспахан­ной и незасеянной). Осажденные поэтому делали частые вылазки в окрестности города и очищали их от припасов, дабы последние не доставались римлянам (И. Д. ХIV, 16,2).

[117] В каждом легионе было 60 центурионов, начальствовавших над от­дельными взводами.

[118] Святая-святых храма составляли запретное место, куда вход не был дозволен никому из евреев и даже каганам. Один только первосвященник, и то раз в году, в „день всепрощения", входил в это отделение храма для совершения особой службы, установленной Моисеем для этого дня.

[119] По свидетельству Страбона (И. Д. XV, 16, 2), это был первый случай, когда римский полководец убил царя топором. Антоний, по словам этого писателя, избрал эту самую позорную казнь в виду того, что „евреев никоим образом нельзя было заставить признать Ирода царем своим, что их никакими пытками нельзя было принудить к тому, чтобы называть его царем—так высоко они чтили своих прежних царей. Антоний поэтому думал, что казнь топором набросит позорную тень на память Антигона, и вследствие этого ненависть евреев к Ироду ослабнет". Иосиф же, очевидно из лести к римскому дворцу, называет, этот род казни заслуженным Ан­тигоном за то, что последний, законный наследник иудейского престола, принял корону из рук своего народа, не испрашивая на то разрешения римлян. Он даже ни разу не называет царем Антигона, который 31/2 года царствовал фактически, а титулует этим именем Ирода с того момента, как только его назначение было освящено жертвоприношением в юпитер­ском храме в Риме.—Хотя Ирод еще стоял за стенами иудейской столицы и еще долгое время вел кровопролитную войну со своими будущими поддан­ными, которые добровольно не уступали ему ни единой деревушки, ни единого клочка земли. Впрочем в (ХIV, 6,4) Иосиф дает совершенно иное осве­щение казни Антигона. Он рассказывает, что „Ирод большой суммой денег склонил Антония на убийство Антигона, ибо боялся, что если Антигон будет препровожден в Рим, тогда сенату станет известно, что свергнутый с престола принадлежит к царскому семейству, а он, Ирод, происходит из низкого рода".

[120] Со смертью Антигона окончилось владычество Асмонеев, длившееся 129 лет (236—107 лет до раз. хр.). Их трон, говорит Иосиф (И. Д. ХIV, 16, 4), перешел к сыну Антипатра, Ироду— человеку низкого происхождения и принадлежавшему к сословию простых подданных".

[121] Достигнув престола путем насилия и кровопролития, Ирод, как всякий похититель власти, начал свое правление с казней и убийств. Образцом служили ему римские диктаторы—его же современники и покровители, Антоний и Цезарь Октавиан, и он подверг Иерусалим тому самому террору, какой свирепствовал в Риме во дни этих самовластных триумвиров. Первыми жертвами мщения Ирода сделались члены Синедриона—те самые, которые де­вять лет тому назад хотели осудить его на смерть за убийства в Га­лилее (10, 7): они все пали под секирами палачей, за исключением только двух президентов Синедриона, Семайи и Авталиона. которые, находясь в личных неприязненных отношениях с Антигоном и предвидя неизбежное па­дение города, советовали народу во время осады добровольно сдаться Ироду. Не менее, чем фарисеев, ненавидел Ирод и родовую аристократию иудеев если первые были ему опасны, как защитники народного права и оплот демократических учреждений в духе национальной религии, то иудейская ари­стократия заключала в себе элементы, преданные династии Маккавеев и слишком гордые для того, чтобы преклоняться пред незаконной властью идумейского проходимца. Он их обрек на смерть со всеми их семействами и убил в том числе 45 знатнейших граждан Иерусалима. Казни совер­шились с бесчеловечной жестокостью: креатуры царя, преимущественно иду­меи, рыскали по городу, подвергали его противников истязаниям, убивая одних и изувечивая других. Награда за убийства, приобретение милости де­спота влекли людей на эти ужасные преступления. Не было места; не было дома, где обреченный на смерть нашел бы убежище, так как дававший приют преследуемому, подвергался таком же самому наказанию. Имущество убитых Ирод конфисковал в свою пользу; у всех ворот были расставлены вооруженные стражники, которые обыскивали трупы умерщвленных, при выносе их из города, и найденные при ннх драгоценности доставляли царю. Он был бы, быть может, менее кровожаден, если бы не нуждался в деньгах для насыщения алчности Антония и его свиты. Но он был поставлен в необходимость убивать для того, чтобы грабить, и грабить для того, чтобы покупать милость римлян и с их помощью поддерживать свою власть над враждебным ему народом (И. Д. ХV, 1, 1, 2).

[122] Ныне Наар-ель-Кебир (большая река)—образует собою границу между Сирией и Палестиной.

[123] Вместо „парфянин" следует читать армянин, как в И. Д. (XV, 4. 3), так как Артабаз или Артавазд был армянским царем. Он изменил римлянам и оставил их одних в Парфии. Антоний очутился там в очень бедственном положении, должен был отступить и при отступлении потерял до 30000 человек. За то он отмстил Артавазду.

[124] Антоний своей разгульной жизнью и безрассудными действиями на Во­стоке подвергал тяжелому испытанию терпение римского сената, народа и их повелителя Цезаря Октавиана. Своим постыдным походом на парфян он опозорил римское оружие; своей любовной страстью к Клеопатре он унижал гражданское достоинство римлян: он дал своей наложнице титул ца­рицы царей, подарил ей и ее детям римские провинции, Сирию, Киликию Финикию, Кирену и Армению; забывая совершенно о Риме, он заботился толь­ко об увеличении блеска Александрии и стремился к тому, чтобы сделать ее столицей всего государства, а Клеопатру—его повелительницей. Сенат объявил войну Клеопатре и Антонию, именовавшемуся ее полководцем, и поручил ведение этой войны Цезарю Октавиану. При Акциуме состоялась мор­ская битва между Антонием и Октавианом. К этой войне готовился также и Ирод, чтобы быть в помощь Антонию.

[125] Война была объявлена аравийскому царю за то, что он отказался пла­тить дань с тех владений, которые были отняты у него Антонием и отданы Клеопатре. Тут страдали также интересы Ирода, так как он арендовал эти владения у Клеопатры и гарантировал ей доходы с них (И. Д. XV, 1, 4, 5, 1).

[126] Библейский Кенаф в Хавране.

[127] По И. Д. (ХV, 5, 3) менее 10 000. Преимущественно или исключительно пострадала Саронская долина, где жители были погребены под своими развалившимися домами. С тех пор первосвященники в день всепрощения мо­лились в Святая святых особо за саронцев. (Гретц, III т., Note 18).

[128] В И. Д. (XV, 5, 3) приведена речь более пространная и совсем в другом стиле, но одинакового содержания с этой.

[129] Виновницей этой решительной победы над Антонием была его же возлюбленная Клеопатра, участвовавшая в морской битве при Акциуме в качестве зрительницы. Антоний окружил ее 60 кораблями египетской эскадры для того, чтоб она не подвергалась никакой опасности. Но царица все-таки устрашилась грандиозного морского сражения, в котором, по словам некоторых древних историков, участвовало до 750 кораблей: она покинула место битвы и на всех парусах пустилась в открытое море. Как только увидел Антоний, что она удаляется, он поспешил за ней, оставив весь флот свой и войско без всяких инструкций. Этим была решена победа. Солдаты несколько дней ждали возвращения своего вождя, но, убедившись в его бегстве, они добровольно сдались Октавиану.

[130] Друзья Антония один за другим изменили ему главным образом из ненависти к Клеопатре, которая беспощадно преследовала всех восточных царей и князей, подчиненных ее обожателю. Если б Антоний согласился прервать связь с нею, то он мог бы собрать еще достаточно сил для про­должения войны с Октавианом.

[131] После битвы при Акциуме гладиаторы Антония, находившиеся в Кизике (на Геллеспонте), пытались переплыть в Египет на помощь своему господину, но новый правитель Сирии Квинт Дидий, при помощи Ирода, перерезал им путь.

[132] Ко всему этому Ирод подарил еще Октавиану 800 талантов, (И. Д. XV, 6, 6).

[133] Антоний, покинутый всеми своими друзьями и офицерами, которые из­меннически, по тайному приказанию Клеопатры, сдали в руки Октавиана Пе­лузий, заколол себя мечом в то время, когда Цезарь подступал с войском к Александрии. Клеопатра же, завязавшая тайные переговоры с Цезарем еще при жизни Антония, надеялась очаровать его своей красотой, как прежних римских победителей: Юлия Цезаря и Антония. Но Октавиан устоял против ее чар и решил увезти ее в Рим, чтобы украсить ею свой триумф. Узнав об этом, Клеопатра улучила удобный момент и отравилась. С ее смертью прекратилась династия Птоломеев. Египет сделался римской провин­цией. Управление ею поручено было наместнику императора, независимому от сената.

[134] Иудея таким образом была восстановлена в тех же пределах, в каких она существовала при Маккавеях, до братоубийственной войны.

[135] В честь своей победы при Акциуме Октавиан установил достопамятные акцийские игры, происходившие в Никополисе (близ Акциума), каждый пятый год и названные акциадами.

[136] Ныне Хиварион.

[137] Лизаний,—владетель Халкиды, сын породнившегося с домом Асмонеев Птоломея (9, 2), равно как и аравийский царь, Малих, были убиты Антонием в угоду Клеопатре.

[138] Зять Августа и знаменитейший из его полководцев, которому он был обязан своими победами над Помпеем и Антонием.

[139] Не считая обновления иерусалимского храма, все остальные дела Ирода, исчисляемые в следующей главе, можно назвать благочестивыми разве только с точки зрения язычника или вообще—врага иудаизма.