(И. Д. ХIV, 9—11,1)
Цезарь назначает Антипатра наместником Иудеи. — Антипатр назначает Фазаеля начальником Иерусалима, а Ирода — в Галилее.—Последний скоро после этого привлекается к суду, но освобождается. За Секстом Цезарем, коварно убитым Бассом, следует Мурк.
1. В это же время, по странному стечению обстоятельств, сын Аристовула, Антигон, явившись к Цезарю, способствовал еще большему возвышению Антипатра. Вместо того, чтобы оплакивать своего отца, отравленного, по всеобщему мнению, за отпадение его от Помпея; вместо того, чтобы жаловаться на жестокость Сципиона против его брата и, не враждуя с кем бы то ни было, возбуждать одно только чистое сострадание, он выступил формальным обвинителем Гиркана и Антипатра: «Вопреки всем правам, жаловался он Цезарю, они изгнали его и братьев из их отечества, высокомерно и жестоко обращались с их народом; да и к египетскому походу они не из преданности к особе Цезаря, посылали вспомогательные отряды, а из боязни за прежние свои враждебные отношения к нему и из желания только умыть себе руки от прежней дружбы с Помпеем».
2. Тогда Антипатр сорвал с себя одежду, указал на множество своих ран и сказал: «чтобы доказать свою верность Цезарю он не должен прибегать к словам,—если он даже будет молчать, то его тело достаточно громко говорит за него; но что его поражает, так это смелость Антигона: он, сын врага Рима и римского дезертира, он, которому беспокойный характер и мятежный дух достались в наследие от отца,—он осмеливается жаловаться на других перед римским правителем, он думает еще получить у Цезаря какую нибудь подачку в то время, когда должен был бы быть рад тому, что еще находится в живых. Да и теперь он стремится к власти не потому, чтоб он в ней так сильно нуждался, а только для того, чтобы иметь возможность опять взволновать иудеев и употребить свою власть во зло против тех, которые ему дадут ее».
3. Когда Цезарь это выслушал, он тем более признал за Гирканом право и преимущество на сан первосвященника, а Антипатру предложил избрать себе по собственному желанию высокий пост. Когда же Антипатр предоставил меру награды самому награждающему, то он назначил его правителем (прокуратором) над всей Иудеей (117 до раз. хр.) и разрешил ему кроме того отстроить срытые стены своего родного города. Акт о дарованных им милостях Цезарь послал в Рим для того, чтобы вырезать его на доске и поставить ее в Капитолии, в память его правосудия и заслуг Антипатра[73].
4. Вслед за этим Аптипатр провожал Цезаря из Сирии и возвратился обратно в Иудею. Первым его делом было обновление иерусалимской стены, разрушенной Помпеем (8, 2). Затем он объехал всю страну с целью утишить волнения. Угрожая, но сохраняя вместе с тем тон доброго советника, он объявлял повсюду, что «люди, преданные Гиркану, будут жить счастливо и спокойно, наслаждаясь благами мира и своим благоприобретенным имуществом; но тот, который даст себя обольстить несбыточными мечтами преследующих свою личную выгоду мятежников, тот найдет в нем деспота, вместо заботливого друга, в Гиркане — вместо отца страны—тирана, а в римлянах и Цезаре, вместо руководителей и друзей—врагов, так как римляне не потерпят унижения того, кого они сами возвысили». Таковы были его внушения народу. Но одновременно с тем он устроил государственные дела по личному усмотрению, видя, что Гиркан крайне вял и для царя слишком бессилен. Старшего сына своего, Фазаеля, он назначил начальником Иерусалима и окрестностей; второго сына, Ирода, который был тогда еще очень молод[74], он послал с такими же полномочиями в Галилею.
5. Ирод, как деятельная натура, скоро нашел случай выказать свои дарования. Атамана разбойников Иезеккию, опустошавшего окраины Сирии, он поймал и казнил, а также истребил многих из его шайки — подвиг, который снискал ему великую признательность сирийцев. В селах и городах прославлено было имя Ирода, как спасителя страны и водворителя мира и порядка. Благодаря этому, он также сделался известным и родственнику великого Цезаря, Сексту Цезарю, наместнику Сирии[75]. Благородно состязаясь с своим знаменитым братом, Фазаель направил все свои усилия к тому, чтобы расположить к себе иерусалимских жителей и, хотя уже независимый властитель города, он удерживался, однако, от всякого злоупотребления своей властью. А потому и служил народ верно Антипатру, как царю, и каждый человек почитал его, как верховного главу государства. Он же сам по прежнему оставался верным Гиркану, ни в чем ему не изменяя.
6. Но нельзя никаким образом в счастье избегнуть зависти. Гиркана давно уже втайне раздражала слава юношей; но больше всего беспокоили его подвиги Ирода и та толпа глашатаев, которые трубили о них на всех перекрестках. К тому еще его возбуждали некоторые завистливые царедворцы, которым благоразумие Антипатра и его сыновей стояло как камень преткновения на их пути и которые говорили Гиркану: «Он в сущности уступил правление Антипатру и его сыновьям, а сам остался только титулованным царем без всякой власти. Доколе он будет пребывать в заблуждении, вскармливая себе на гибель царей? Они уже больше не довольствуются сохранением лишь за собою наружного вида правителей, а в действительности распоряжаются, как полноправные властелины, устраняя совершенно от дел настоящего царя. Ведь истребил же Ирод множество Иудеев противозаконно и без всякого письменного или устного приказания от него, Гиркана. Если Ирод еще не царь, а только частное лицо, так он же должен быть привлечен к суду и дать ответ пред ним и отечественными законами, не допускающими казни без права и суда».
7. Такие представления все больше возбуждали Гиркана и, наконец, гнев его разразился привлечением Ирода к суду. По увещеванию отца и опираясь на благоприятное для него положение дел, Ирод прибыл в Иудею, расставив предварительно по всей Галилее военные посты. Он шел туда, хотя без сформированного войска; дабы избегнуть подозрения в желании свергнуть Гиркана, но окружил себя внушительным конвоем, чтобы на всякий случай не очутиться совсем беззащитным в руках завистников. Но Секст Цезарь, озабоченный судьбой юноши и опасаясь козней против него врагов, послал Гиркану приказание развязать Ирода от дела по обвинению его в убийстве. Гиркан, склонный было это сделать по собственной инициативе, из любви к Ироду, признал его от суда свободным.
8. Ирод, считая себя освобожденным против воли царя, отправился к Сексту Цезарю в Дамаск с решением не явиться больше к суду, если он вторично будет вызван[76]. Опять злонамеренные люди начали подстрекать Гиркана, пугая его на этот раз тем, что Ирод ушел озлобленный и теперь вооружается против него. Царь этому поверил и, сознавая превосходство противника, сам не знал, что предпринять. Но когда впоследствии Секст Цезарь назначил Ирода правителем Келесирии и Самарии, тогда Гиркан начал бояться не только за любовь народа к нему, но и увеличивавшегося ныне его могущества, и в страхе ожидал, что тот вскоре нагрянет на него с войском.
9. Предчувствие его не обмануло. Ирод, полный негодования за грозивший ему приговор, набрал войско и двинулся к Иерусалиму с целью низвергнуть Гиркана. И он наверно исполнил бы свое намерение, если бы его отец и брат, поспешившие ему навстречу, не смягчили его гнева, заклиная его, чтобы он свою месть ограничил тем, что пригрозил Гиркану и навел на него страх; он должен пощадить царя, при котором он достиг такого могущества. Если предание суду, прибавили они, его ожесточило, то, с другой стороны, он должен быть признателен за сложение с него вины, иначе он только воздаст за зло, а за свое освобождение будет платить неблагодарностью. Нужно также подумать, что решение войны в руках Бога, а потому в неправом деле и войско бессильно. Исходя из этой точки зрения, он не должен быть так уверен в победе, так как он поднимает руку против царя, с которым он вместе вырос, который часто благодетельствовал ему, никогда не относился к нему враждебно и если теперь выказал по отношению к нему тень несправедливости, то только вследствие внушений злых советников Ирод дал себя уговорить и удовлетворился тем, что, показав народу свою силу, он ближе подошел к конечной цели своих стремлений.
10. В это время у Апамеи[77] среди римлян возникли беспорядки и междоусобицы, вследствие того, что Цецилий Басс, сторонник Помпея, коварным образом умертвил Секста Цезаря (116 до раз. хр.) и овладел его армией; но другие полководцы Цезаря, мстя за это убийство, соединенными силами напали на Басса. Последним Антипатр подослал вспомогательные отряды через своих сыновей, отдав этим дань дружбы обоим Цезарям, как убитому так и жившему еще. Война все еще продолжалась, когда из Италии, в качестве преемника Секста, прибыл Мурк.
[73] Акт этот касался дружеского союза с иудеями и принятия от них в дар золотого щита. Разрешение на обновление иерусалимских стен, разрушенных Помпеем, дано было по просьбе Гиркана (И. Д. ХIV, 8, 5).
[74] Ироду было тогда 25 лет (И. Д. ХIV 9, 2). Вместе с назначением в Галилее он, как видно из последующего рассказа и как удостоверяет Иосиф в И. Д., получил начальство над всеми иудейскими войсками.
[75] Остатки разбитой армии Аристовула образовали теперь отдельные отряды, избегая открытых сражений, скрываясь в ущельях и каменных утесах (И. В. I, II), они вели партизанскую войну и жестоко мстили римлянам и сирийскому населению за пролитую кровь и позор Иудеи. Эти вольные отряды напоминали собою первую хассидейскую дружину Матафии и Иегуды Маккавея, которая, прежде чем окрепла, действовала также набегами на сирийские селения и войска. Народ видел в них залог своей будущей свободы, патриотическая партия—последнюю опору в своей оппозиционной борьбе против все больше возраставшего римско-идумейского владычества. Один из таких отрядов находился под предводительством Иезеккии. Ирод, который с самого начала вступления своего на политическое поприще выказывал открытое презрение к Иудейскому народу и рабскую лесть к римлянам и всем тогдашним врагам еврейства, начал свою карьеру с того, что истребил отряд Иеэеккии, сделавшийся страшилищем для всей Сирии. Сирийцы, конечно, ликовали и благословляли имя своего избавителя; Иудейский же народ горько оплакивал казнь патриотов и в лице своих лучших представителей требовал привлечения Ирода к суду (§ 7).
[76] Сбивчивый рассказ Иосифа о столкновении Ирода с синедрионом и Гирканом можно со всею последовательностью восстановить по „И. Д.", которые он написал 16 лет после „И. В." и где он менее восторгается наглостью и зверскими поступками Ирода и не так уже преклоняется пред его политическим гением, выразившимся в продажной и раболепной дружбе с римлянами. Иудейские сановники постоянно ставили на вид Гиркану опасность, грозящую его делу и отечеству от семейства Антипатра; ему доказывали, что его канцлер все более и более оттесняет его назад и приобретает самостоятельную власть себе и своим сыновьям. Но ослепленный Гиркан, или не веря в искренность этих внушений, или сознавая свое собственное бессилие, не решался предпринять что-либо против могущественного идумейского семейства. Когда он узнал, что Антипатр, вымогая от него большие суммы для подкупа влиятельных римлян, посылает эти взятки от своего собственного имени и этим укрепляет свои личные связи с властными людьми, он только добродушно смеялся над этой проделкой Антипатра. Казнь Иезекии и его сподвижников (10,5) вынудила, однако, Гиркана проявить свою власть; с одной стороны, члены синедриона указывали на этот факт, как на гнусное и дерзкое насилие со стороны идумейского узурпатора; с другой же стороны, матери казненных оглашали своими воплями двор храма и каждый день, когда появлялся туда Гиркан, они припадали к его ногам и умоляли его о наказании убийцы. Почти против воли Гиркан привлек Ирода к суду. Антипатр тогда предупредил своего сына, чтоб он не явился в Иерусалим без стражи. Ирод действительно прибыл с внушительным отрядом; кроме того, Секст Цезарь письменно потребовал от Гиркана освобождения Ирода от всякого наказания, пригрозив при этом в противном случае отомстить за него. Было назначено заседание синедриона, в котором принял участие и Гиркан. Во главе синедриона стояли тогда Семайа и Авталион, перенявшие свой сан от раби Симон-бен-Шетах. Когда судьи заняли свои места, явился обвиняемый. Он предстал в пурпурной мантии, окруженный толпою тяжеловооруженных телохранителей. Такое необычайное зрелище навело страх на членов синедриона; смутился и Гиркан; как пораженные сидели все с потупленными взорами и безмолвствовали. После мучительной паузы поднялся президента синедриона, праведный и неустрашимый Семайа и сказал: „Точно так, как вы судьи и ты мой царь, я в первый раз вижу человека, который, в качестве подсудимого, осмелился бы в таком виде предстать пред вами. До сих пор обвиняемые обыкновенно являлись в траурной одежде, с гладко причесанными волосами, дабы своей покорностью и печальным видом возбудить в верховном совете милость и снисхождение. Но наш друг Ирод, обвиняющийся в убийстве и призванный к суду вследствие такого тяжелого преступления, стоит здесь в порфире, с завитыми волосами, среди своей вооруженной свиты для того, чтобы, в случае если мы произнесем законный приговор, убить нас и насмеяться над законом. При всем этом я нисколько не упрекаю Ирода, если он своей личной безопасностью дорожит больше чем святостью законов,— виноваты вы все вместе с царем, которые так много позволяли ему до сих пор. Но не забудьте, что наш Бог велик! Придет день, когда тот, которого вы, в угоду Гиркану, хотите оправдать, вас же накажет и не пощадит также и царя (Это предсказание—прибавляет Иосиф—сбылось буквально)". Гиркан, увидев, что члены синедриона, ободренные призывом Семайи, намерены осудить Ирода, велел прервать заседание до следующего дня; тайно же он посоветовал Ироду удалиться из города. Таким образом Ирод избег смертной казни. Прибыв в Дамаск к Сексту Цезарю и видя себя здесь вне опасности, он громогласно заявил, что вторично на суд не явится. Члены синедриона, полные негодования против всего случившегося, упрекали Гиркана в том, что он действует во вред своим собственным интересам. Гиркан, наконец, сам понял опасность своего положения, но по своей нерешительности ничего не предпринимал. Не медлил зато Ирод. Купив у Секста за деньги правление над Келесирией и Самарией, он счел себя уже на столько сильным, что снял с себя прозрачную маску. Тогда пред лицом Иерусалима и всего народа предстал, узурпатор во всей своей ужасающей наготе (И. Д. ХIV, 9, 3—5).
[77] Сирийский город на правом берегу Оронта, к югу от Антиохии.