Я с трудом открыла глаза, разбуженная посторонними звуками. Было утро 23 февраля 1944 года. Наши постояльцы прятали в тайник свои постельные принадлежности и забирали дневную одежду. Я вновь закрыла глаза. Вот уже два дня я лежала в постели с гриппом. Голова раскалывалась, суставы выкручивало жгло, малейший шум — одышка Мэри, скрип секретной панели или ступени — причинял мне страдания. Уходите, все уходите! Оставьте меня в покое! Я закусила губу, чтобы не закричать.

Наконец они забрали свои пожитки и вышли, затворив дверь. А где же Лендерт? Почему он не поднялся? Потом я вспомнила, что Лендерт уехал устанавливать сигнализацию в другой конспиративной квартире, и забылась тяжелым сном…

На следующее утро меня разбудила Бетси. Она стояла перед кроватью с чашкой травяного чая.

— Там внизу какой-то человек из Эрмело хочет тебя видеть, — сказала она тревожным шепотом.

С огромным трудом я заставила себя встать, медленно оделась и начала спускаться по лестнице, держась за перила. Все кружилось у меня перед глазами. Голоса в комнате тети Янс привлекли мое внимание, заглянула. Боже, как я могла забыть! Ведь сегодня среда, люди пришли на собрание. Нолли разносила «оккупационный кофе», Петер сидел за пианино.

Наконец я добралась, едва дыша, до магазина, где меня ждал русоволосый человек с бегающими глазами.

— Госпожа тен Боом? — Он смотрел кудато между моим носом и подбородком.

— Вы насчет часов? — спросила я, стараясь не выказывать нарастающую неприязнь к этому человеку.

— Нет, у меня к вам дело иного свойства, — сказал он, все так же избегая смотреть мне в глаза.

— Видите ли, мою жену только что арестовали: мы скрывали евреев. Если ее допросят, всем нам грозит опасность.

— Не совсем понимаю, чем я могу вам помочь, — уклончиво ответила я.

— В полицейском участке Эрмело есть один человек, который может посодействовать, но не бескорыстно, разумеется. У меня нет денег, но мне сказали, что у вас есть связи… Требуется шестьсот гульденов… Госпожа тен Боом, это вопрос жизни и смерти! Если я не дам взятку, жену увезут в Амстердам и тогда уже будет поздно…

Мне все больше не нравился этот человек. Но как могла я позволить себе считаться со своими эмоциями?

— Зайдите через полчаса, — сказала я.

Впервые посетитель взглянул мне в глаза:

— Я этого никогда не забуду, — сказал он.

Нужной суммы в доме не оказалось, и я послала Тос в банк, велев ей передать человеку из Эрмело деньги, но больше ничего ему не говорить. Затем я стала подниматься по лестнице. Если еще десять минут назад меня бросало в жар, то теперь трясло от озноба. По пути я зашла в комнату тети Янс, забрала портфель с документами и, извинившись перед братом и собравшимися, пошла к себе в спальню. Там я разделась, залезла в постель, пытаясь сосредоточиться на именах и адресах, хранившихся в портфеле: пять карточек нужно было отправить до конца месяца в Зандворт, еще восемнадцать в…

Буквы запрыгали у меня перед глазами, бумаги выпали из рук, и я впала в забытье…

Сквозь сон пробивался настойчивый зуммер. Почему он не умолкает? Послышался топот ног, сдавленный шепот: «Скорее! Скорее!» Я села, спустив ноги  кровати, и тупо уставилась на пробегавших мимо меня людей. Повернув голову, я успела увидеть исчезающие пятки Tea, за ней в лаз протиснулись Мета и Хенк. Но ведь на сегодня я не назначала тренировку. Значит, это не учебная тревога! Вот пролетел бледный как мел Эйси, с трубкой и пепельницей, и только тогда до меня дошло, что тревога настоящая. Исчезли его черные ботинки и красные носки. А где же Мэри? Старуха появилась в дверях с раскрытым ртом, жадно хватая воздух. Я вскочила и буквально затолкала ее в тайник. И тут в спальню вбежал какойто щупленький седой мужчина. Я узнала его, это был один из руководителей Сопротивления, бывавший у Пиквика. Но как он оказался здесь? Он нырнул следом за Мэри. Не хватало только Лендерта. Ну наконецто!

Ноги Лендерта исчезли, я с облегчением опустила панель и прыгнула в кровать. Внизу с треском распахнулась входная дверь, по лестнице загрохотали сапоги. Но другой звук заставил меня похолодеть: громкое тяжелое дыхание Мэри.

— Боже милостивый! — воскликнула я. — Излечи ее! Исцели Мэри прямо сейчас!

И в это мгновение взгляд мой упал на портфель, набитый адресами и именами. Я подхватила его, подняла панель, зашвырнула в тайник, опустила панель на место и поставила перед ней тюремный баул, мой талисман. Едва я вновь легла, как дверь в спальню распахнулась.

— Ваше имя?

Медленно приподнявшись, я сонным, как мне казалось, голосом ответила:

— Корнелия тен Боом.

Передо мной стоял высокий грузный мужчина со странным неестественно белым лицом, одетый в обычный синий костюм.

— У нас тут, оказывается, еще одна клиентка, Виллемс, — обернувшись, крикнул он комуто внизу. — Вставайте и одевайтесь!

Пока я вылезала изпод одеяла, мужчина достал из кармана листок бумаги и сверился с ним.

— Так это вы, значит, руководитель организации? — взглянул он на меня с любопытством. — Где вы прячете евреев? Отвечайте!

— Не понимаю, о чем вы говорите…

— Вы, верно, ничего не знаете и о вашей подпольной организации, — рассмеялся человек. — Ничего, мы во всем разберемся…

Я натянула прямо на пижаму верхнюю одежду, напряженно прислушиваясь к звукам из потайной комнаты.

— Ваши документы!

Я вытащила из кошелька удостоверение личности. Вместе с ним выпало несколько мелких купюр, мужчина молча нагнулся, подобрал их и сунул к себе в карман. Так же молча изучив удостоверение, он вернул его мне и раздраженно бросил:

— Живей!

Я быстро застегнула кое-как пуговицы на кофте, всунула ноги в ботинки и потянулась было за баулом. Стоп! Баул стоял там, где я его в спешке оставила — как раз перед секретной панелью. Если сейчас я возьму его, не привлечет ли это внимание пристально наблюдавшего за мной человека к самому заветному для меня месту на земле? Я сделала вид, что зашнуровываю ботинки, потом собрала всю свою волю в кулак  заставила себя выйти из комнаты без моего тюремного талисмана.

Ощущая дрожь в коленях, я стала спускаться по лестнице. Перед дверью в комнаты тети Янс стоял солдат. Интересно, подумалось мне, успели уйти Виллем, Нолли и Петер? И сколько вообще ни в чем не повинных людей попало в этот капкан?

Мой сопровождающий толкнул меня в спину, и я пошла дальше по лестнице. В столовой уже сидели вдоль стены отец, Бетси, Тос, а также трое наших помощников. На полу валялись осколки нашего сигнального треугольника: ктото из гестаповцев догадался сбить табличку с подоконника.

Еще один гестаповец в штатском жадно копался в груде вещей, вываленных на стол из тайника за буфетом. Архитектор был прав: они заглянули туда в первую очередь!

— Это еще одна из упомянутых в списке, — сказал мой конвоир. — Похоже, она тут за главного.

Гестаповец за столом, тот, которого звали Виллемсом, взглянул на меня и вновь вернулся к своему занятию.

— Вы сами знаете, что надо делать, Каптейн. Каптейн грубо схватил меня за локоть и толкнул к лестнице. Внизу, в магазине, он швырнул меня в угол так, что я ударилась головой о стену, и заорал:

— Где евреи?

— Здесь нет никаких евреев! Каптейн ударил меня по лицу.

— Где вы прячете продуктовые карточки?

>— Я не понимаю, о чем вы…

Еще удар. Я стукнулась затылком об угол «астрономических часов», но Каптейн продолжал бить меня по лицу.

— Где евреи? Где потайная комната?

Я почувствовала во рту кровь. В голове и ушах звенело, я теряла сознание.

— Господи! — воскликнула я. — Защити меня!

— Если ты еще раз произнесешь это, я тебя убью! Но рука Каптейна опустилась.

— Не говоришь ты, заговорит худая…

Каптейн пинками загнал меня в столовую и толкнул на один из стульев. Сверху доносились удары и треск досок: специально обученные солдаты искали потайную комнату. Внизу у бокового входа зазвонил колокольчик. Я взглянула на подоконник и обомлела: сигнальный треугольник стоял, аккуратно склеенный, на прежнем месте. Слишком поздно я сообразила, что за мной наблюдают.

— Так я и знал, — удовлетворенно воскликнул Виллемс. — Это сигнал, не правда ли?

Он побежал вниз к двери. Шум наверху прекратился. Я услышала, как дверь отворилась и приветливый мужской голос произнес:

— Входите, пожалуйста!

— Вы уже слышали? — раздался взволнованный женский голос. — Они взяли Германа!

Пиквика? Нет, только не его!

— Да? — отозвался голос Виллемса. — А кого еще? Он избил доверчивую женщину до потери сознания, а затем бросил на стул рядом с отцом. Я сразу узнала в ней одну из связных и с ненавистью посмотрела на остатки валявшегося на полу треугольника: теперь наш дом превратился в западню! Сколько еще людей попадется в нее до вечера? А Пиквик? Неужели его на самом деле арестовали?

Каптейн притащил в комнату Бетси. Ее губы распухли, на скуле темнел кровоподтек. Сестра рухнула на стул рядом со мной.

— О Бетси! Он избил тебя!

— Да! — Бетси вытирала кровь. — Мне так жаль его. Каптейн передернулся и еще сильнее побледнел.

— Арестованным запрещено разговаривать! — взвизгнул он.

Двое солдат внесли в столовую наш старый радиоприемник.

— И это законопослушные граждане? — все больше распалялся Каптейн. — А ты, старик! Я вижу, ты веришь в Библию! Нука скажи, что в ней говорится о послушании властям?

— Бога бойтесь! — процитировал отец. — Бога бойтесь и королеву чтите.

— В Библии этого нет! — Каптейн раздраженно уставился на отца.

— Правильно, — согласился отец. — Там сказано: «Бога бойтесь, царя чтите». Но в нашем случае это означает — королеву.

— Теперь нет ни короля, ни королевы! — взревел Каптейн. — Мы управляем страной! А вы все — нарушители закона!

Вновь зазвонил колокольчик. И опять начались допросы и аресты. Не успел молодой человек, один из наших помощников, опуститься на стул, как пришел кто-то еще. Мне казалось, что у нас никогда не было столько посетителей. Вскоре вся столовая наполнилась арестованными. Больше всего мне было жаль наших клиентов, пришедших за часами. Наверху продолжали стучать, и это немного успокаивало. Новый звук заставил меня вздрогнуть: внизу зазвонил телефон. — Так у вас подключен телефон! — обрадовался Виллемс.

Он оглядел комнату, схватил меня за руку и потащил вниз.

— Отвечайте! — приказал он, приложив трубку к моему уху.

— Квартира и магазин тен Боомов, — металлическим голосом произнесла я. Но женщина на другом конце линии не уловила необычную интонацию ответа.

— Госпожа тен Боом, вам грозит опасность! — взволнованно говорила она. — Арестован Герман Слюринг, им все известно. Будьте осторожны!

Виллемсу все было прекрасно слышно.

Не успела женщина повесить трубку, как вновь раздался звонок: на этот раз мужской голос предупреждал:

— Германа увезли в полицейское управление. Им все известно…

И лишь когда я в третий раз повторила ледяным тоном: «Квартира и магазин тен Боомов» в трубке наконец-то раздался щелчок: сработало!

— Алло! Алло! — вырвал у меня трубку Виллемс. Но телефон молчал. Виллемс притащил меня назад в столовую, толкнул к стулу и сообщил Каптейну:

— Наши друзья, кажется, поняли, что происходит. Но я слышал достаточно.

— Мы все обыскали, Виллемс, — сказал какой-то человек, возникший в дверях. — Если здесь и есть потайная комната, ее устроил сам дьявол.

Виллемс окинул нас троих — меня, Бетси и отца — пытливым взглядом.

— В этом доме есть потайная комната, — спокойно проговорил он. — И ею пользуются. Мы оставим возле дома охрану и будем ждать, пока те, кто прячется в ней, не превратятся в мумии.

Ко мне на колени прыгнул Махер Шалал Хашбаз, свернулся в клубок и тихо замурлыкал. Я погладила его. Что будет с нашим любимцем? О людях я не позволяла себе думать.

Вот уже полчаса дверной колокольчик не подавал голоса. Видимо, последний из звонивших успел всех предупредить. Теперь уже никто не попадется в западню в этом доме.

Вероятно, Виллемс пришел к такому же заключению, потому что вдруг приказал всем встать и спускаться вниз. Нас троих выпустили из столовой в последнюю очередь, выведя сперва людей из комнат тети Янс. Мне удалось мельком увидеть Нолли, Петера и Виллема.

Итак, все тен Боомы были в сборе: отец, четверо его детей и даже внук. Каптейн крикнул мне:

— Живей!

Отец снял с вешалки свой цилиндр. Проходя мимо стареньких ходиков, он задержался, чтобы подтянуть гирьки:

— Часы всегда должны идти! — сказал он. Неужели он и в самом деле думал, что мы скоро вернемся?

Снег на улице растаял, грязная вода текла по сточным канавам. Мы прошли переулком к Смедестраат. Это длилось не более минуты, но я успела замерзнуть, прежде чем мы очутились за двойными дверями полицейского управления. В вестибюле я поискала взглядом знакомых полицейских, но, похоже, вместо них поставили немецких солдат. Нас провели по коридору к массивной металлической двери, возле которой я  последний раз виделась с Гарри де Врисом. За ней оказалось просторное помещение — гимнастический зал. Окна под потолком были забраны металлической сеткой. В центре за столом сидел немецкий офицер. Я больше не могла стоять и рухнула на мат. течение двух часов офицер записывал имена, адреса и прочие данные арестованных, которых я насчитала 35 человек. Потом привели новую партию, я поискала среди них Пиквика, но не нашла. Один из задержанных, наш знакомый часовщик, подошел и присел рядом со мной и отцом. Он казался крайне расстроенным нашим арестом и выражал свое сочувствие.

Наконец, утомившись, офицер вышел. Впервые после сигнала тревоги в нашем доме у нас появилась возможность переговорить. Я заставила себя сесть и прохрипела:

— Скорее! Нам надо договориться, какие давать показания. Многие из нас могут говорить правду, но… — тут я запнулась, заметив отчаянные знаки, подаваемые мне Петером из-за спины подсевшего к нам часовщика.

— Но если станет известно, что дядя Виллем читал нам из Ветхого Завета, у него могут быть неприятности, — договорил за меня племянник. Он сделал мне знак, и я с трудом встала на ноги.

— Тетя Корри! — прошептал Петер, когда мы отошли в угол. — Этот человек, часовщик, — он агент гестапо. Петер погладил меня по голове, словно ребенка.

— Иди, отдохни, тетя Корри, и ради всего святого, не говори лишнего!

Разбудил меня стук распахнувшейся двери.

— Тихо! — крикнул грозно Рольф. Он наклонился к Виллему и чтото сказал ему, затем громко объявил: — Туалеты во дворе, можете выйти по одному под конвоем.

Виллем подсел ко мне на мат.

— Рольф сказал, что мы можем воспользоваться этой возможностью и избавиться от вещественных доказательств.

Я пошарила по карманам. При мне оказалось несколько мелких купюр и два-три обрывка бумаги.

В туалете возле умывальника обнаружилась металлическая кружка на цепочке, и я впервые после чашки чая, принесенной мне утром Бетси, вволю напилась воды.

Вечером полицейский принес большую корзину свежих булочек, но кусок не лез мне в горло, я могла только пить. Вернувшись в очередной раз из туалета, я увидела, что вокруг отца собрались на молитву люди. Каждый день моей жизни завершался подобным образом: ровный низкий голос, вселяющий уверенность в покровительстве Всевышнего, читал очередную главу из Библии. Теперь она осталась на полке в столовой, но отец хранил слова Писания в сердце. Его голубые ясные глаза смотрели, казалось, сквозь стены этого зала, за пределы Харлема, устремляясь мысленно кудато в просторы вселенной.

«Благословен Господь, твердыня моя… прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, — и я на Него уповаю… Простри с высоты руку Твою, избавь меня и спаси меня… от руки сынов иноплеменных…» 7  эту ночь никому не удалось выспаться. Всякий раз, когда ктонибудь выходил из зала, ему приходилось переступать через других. Наконец за окнами посветлело, полицейский снова принес булок. Время тянулось мучительно медленно. Я прислонилась к стене, стараясь хоть немного успокоить боль в груди. В полдень солдаты приказали нам подниматься. Мы поспешно натянули пальто и гуськом пошли по бесконечным холодным коридорам.

Перед зданием полицейского управления мы увидели толпу людей, оттесненную цепью солдат и отгороженную железными барьерами. Когда мы с Бетси вывели едва державшегося на ногах отца, по Смедестраат прокатился ропот: почетного старейшину Харлема упрятали за решетку! Напротив дверей урчал зеленый автобус, в котором уже сидели вооруженные охранники. Под рыдания и крики друзей и родственников арестованных запихивали в автобус. Когда подошла наша очередь, мы застыли на месте: двое солдат тащили под руки избитого и окровавленного Пиквика. Он был без пальто и без шляпы, похоже, он даже не заметил нас.

Мы втроем втиснулись на сиденье возле передней двери.

Я взглянула в окно и увидела в толпе Тину. Автобус вздрогнул и медленно поехал по узкому людскому коридору к Гроте Маркт.

Был ясный зимний день, один из тех, когда кажется, что воздух соткан из света… Собор сверкал, освещенный ярким солнцем…

И вдруг я вспомнила — однажды я уже пережила это! Я видела всех — отца, Виллема, Нолли, Пиквика, Петера, себя — в какомто странном фургоне, запряженном четверкой лошадей. И вот то ночное видение повторилось наяву… Всех нас увозили из Харлема. Но куда?