Итак, первое устроение закончилось неудачей, продемонстрировав печальное доказательство того, что человек слишком слаб для того, чтобы сохранить свою невинность даже в самых благоприятных обстоятельствах. Теперь оставалось увидеть, сможет ли он, пережив падение, после того как он вкусит горькие последствия греха, восстановить своё положение и снова стать послушным и святым. Для этого Бог приготовил несколько испытаний.
Прежде всего в этом так называемом веке свободы Он предоставил Адама и его потомков практически полностью самим себе. Был установлен брак (и седьмой день был назначен для отдыха); они получили от Бога наставление приходить к Богу посредством обычных жертв и заповедь добывать свой хлеб трудом на земле. Но помимо этого Бог не стал Сам давать законов и не просил человека делать это. Для наказания за преступление нельзя было использовать меч судьи, даже убийца должен был оставаться безнаказанным, как мы видим на примере Каина. Не было дозволено никакого правительства, каждый человек должен был идти своим собственным путём и делать то, что правильно в его собственных глазах.
Следовательно, пригодность человека к полной свободе и степень доверия к врождённой справедливости, которые должны были находиться глубоко в сердце человека, ― всё это уже было испытано великим Творцом. Современные философы настаивают на повторении эксперимента, но история древних времён подтверждает ошибочность их взглядов. Зло людей стало велико, вся плоть извратила свои пути на земле, и земля наполнилась насилием. И как было в дни Ноя, так будет и в дни Сына Человеческого (Лук. 17:26).
Поэтому рассмотрение второго века должно представлять для нас особый интерес, ибо оно может помочь нам понять наши собственные времена, и, если мы поймём ход событий до потопа, у нас будет некоторое представление о том, чего ожидать в нашем нынешнем устроении, завершающие моменты которого уже бросают тёмную тень.
После изгнания Адама из Едема Бог, скорее всего, не удалил красивый сад, но его ворота были безвозвратно закрыты, и на его восточном конце были помещены херувимы и пламенный меч, обращающийся во все стороны, которые охраняли путь к дереву жизни. Здесь перед нами словно предстают зачатки скинии, которые мы уже видели в Едеме Сатаны. Дерево жизни с херувимами под ним и Шехина, или слава, вокруг него ― это Святое Святых; Рай ― это Святилище; а Едем, район, в котором был посажен сад, ― это Двор Скинии.
И в Раю, и в Скинии мы можем видеть план нашего пути к Богу. Каким был район Едема для Адама, такой для нас сегодня является земля, которая однажды, подобно Едему, была царством удовольствия, а сейчас поражена проклятием греха. Падший Адам молился и приносил жертвы перед закрытыми воротами Рая, видя дерево жизни и славу; и мы глазами веры созерцаем престол благодати, находящийся за пределами этого нынешнего мира, и когда мы падаем ниц перед ним, мы полагаемся на однажды принесённую жертву Христа.
Но при смерти Рай Божий будет открыт для нас, ибо то же самое слово используется в Новом Завете для обозначения того места, в котором мы находимся во время промежуточного состояния. «Сегодня со Мною будешь в раю»1 (Лук. 23:43), ― сказал наш Господь умирающему разбойнику.
Примечание 1: [Для обсуждения этого слова и промежуточного состояния, смотрите мою книгу «Начатки и плод»]
Это слово имеет персидское происхождение и обладало совершенно определённым значением, на которое указывал Спаситель, когда Он использовал его. Персидские цари и князья обычно окружали свои дворцы огромными парками, в которых были посажены прекрасные деревья и кусты и которые были наполнены зверями, дикими и ручными. Некоторые предполагают, что эти парки служили напоминанием о традиции Едема; в любом случае подобное место называлось раем. Тем самым, использовав это слово, Христос словно показал, что во время смерти мы проходим в замечательный сад, окружающий дом Отца, но не в сам дом.
Он провозгласил Своим ученикам, что Он уходит приготовить обители для них в этом славном дворце, и скоро Он вернётся, чтобы забрать их (Ин. 14:2); Он вернётся, как впоследствии возвестили ангелы, таким же образом, как Он ушёл (Деян. 1:11), в фактическом телесном присутствии. Поэтому во время смерти мы войдём в сад, но только при возвращении Христа и воскресении мы можем получить доступ к дереву жизни, которое находится посреди рая Божьего (Отк. 2:7) и которое, скорее всего, соответствует фактическому месту Его присутствия.
И Двор Скинии, скорее всего, представляет наш нынешний мир, во время пребывания в котором мы должны приносить закланные жертвы на бронзовом жертвеннике, благодарно веря в жертву Христа, и после этого мы должны быть очищены и освящены в умывальнике омовением водой слова (Еф. 5:26).
Тогда, одетые в белые одежды Христовой праведности, мы, находясь в промежуточном состоянии, войдём в Святилище, где предметы нашего служения будут сделаны уже не из обычных металлов, подверженных ржавчине греха, а из чистого золота.
И наконец, при воскресении мы будем допущены в Святое Святых, жилище славы, в обители, приготовленные для нас в доме Отца.
О херувимах мы должны говорить как можно короче, но это очень важная тема, поскольку эти славные существа, скорее всего, тесно связаны с искуплением творения. При первом упоминании о них в еврейском оригинале всё равно стоит определённый артикль, на основании которого мы можем заключить, что эти формы были знакомы израильтянам времени Моисея, и, следовательно, это были те же херувимы, что и представленные в Скинии. Если буквально перевести слова, в которых они появляются, получится следующее: «И Он сделал так, что херувимы обитали на востоке Едемского сада». Более подробное описание их вида содержится в первой главе Книги пророка Иезекииля, которую мы сейчас рассмотрим.
Пророк говорит, что он был среди иудейских пленников на берегах реки Ховар, когда ему открылись небеса и он увидел видения Божии. Он увидел, что бурный ветер шёл от севера, великое облако, и клубящийся огонь, и сияние вокруг него. Из середины его как бы свет пламени, из середины огня; и он смотрел на это сверкающее великолепие и ужасающую обстановку, всё это приближалось к нему, и он начал различать славные очертания. Он увидел четырёх живых существ, каждое из которых стояло рядом с колесом страшной высоты. Над головами этих удивительных существ было распростёрто подобие свода, цвет которого был подобен ужасному кристаллу. Над сводом находился сапфировый престол, и на престоле было подобие человека, сиявшего небесной славой и окружённого подобием радуги. Это была колесница Господа; это был Иегова, сидящий на херувимах и приходящий для суда.
Каждый херувим имел вид человека, то есть у него было тело, и он стоял прямо, как человек. Но у каждого было четыре лица: первое лицо было лицо человека, второе ― лицо льва, третье ― лицо тельца, а четвёртое ― лицо орла. Лев, телец и орёл ― это представители полевых зверей, скота и небесных птиц. И из видения возникли иудейские слова: «Четыре являются высшими в творении: лев среди зверей, телец среди скота, орёл среди птиц, и человек, который над ними всеми; но Бог выше всех».
В храме Иезекииля (Иез. 41:18-20) херувимы связаны с пальмовыми деревьями, а в храме Соломона (3 Цар. 6:29) ― с пальмами и цветами. Пальма считалась царём среди деревьев. Гумбольд называет её «благороднейшим из растений, которому народы всегда приписывали высшую красоту». А цветок ― это слава полевой травы.
Следовательно, херувимы и предметы, которыми они были окружены, словно сделаны из высших форм животного и растительного царств и являются представителями сотворённой жизни в её совершенстве, в послушании своему Творцу и союзе с Ним.
У каждого херувима также было четыре стороны, и, скорее всего, шесть крыльев, хотя сначала говорится лишь о четырёх (Иез. 1:6). Из них, как мы видим, два распростёрты и соединены с крыльями других по обеим сторонам, а другой парой херувимы в почтении закрывали свои тела. Но быстро становится очевидно, что в начале описания Иезекииль говорит об их виде только с одной точки зрения, поскольку позднее он говорит, что «у каждого были два крыла, которые покрывали их, у каждого два крыла покрывали тела их» (Иез. 1:23). Под крыльями у них были человеческие руки, и у них были прямые ноги, сверкающие как цвет блестящей меди, и ступни их ног были как ступни ноги у тельца. И наконец, всё их тело, их спины, их руки и их крылья, равно как и колёса, рядом с которыми они стояли, были полны глаз, что, по-видимому, указывает на их интенсивную бдительность и ум.
Примечание 2: Например, в Книге пророка Иезекииля у каждого из херувимов было четыре лица, но в Откровении всё не так. Причина различия, скорее всего, находится в предыдущем отрывке, где херувимы служат в колеснице Господа, их четыре лица и четыре стороны соответствуют колёсам, которые проходят поперёк через центр других колёс и позволяют им двигаться в любом направлении, не имея нужды в повороте. Но в Откровении они находятся перед престолом, и движение не требуется.
Каждое из этих колёс было как колесо в колесе, то есть одно колесо проходило поперёк центра другого, чтобы колесница могла двигаться в направлении каждого из четырёх лиц, не поворачиваясь. По виду колёса были как вид топаза, или, лучше сказать, хризолита [зеленоватого цвета]; их ободья были полны глаз, и в них был дух жизни, или, возможно, дух живых существ. Куда Дух Божий хотел идти, туда двигалась колесница херувимов и возвращалась, как молния.
Поскольку херувимы являются символами сотворённой жизни, весьма вероятно, что колёса представляют силы природы: «Огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его» (Пс. 148:8).
Такими были херувимы, которых видел Иезекииль. Хотя существуют некоторые различия в деталях ― скорее всего, исходящие из различия в обстоятельствах2, ― они, несомненно, идентичны живым существам, которых Иоанн видел у подножия престола (Отк. 4:6). Слово, использованное в Откровении, ― это буквальный перевод слова Иезекииля, которое означает «животное» или «живое существо», и это то самое слово, которым переводится данное еврейское слово в этом отрывке Септуагинты. Но, к сожалению, в нашем переводе Нового Завета3 оно переводится как «зверь», хотя оно просто указывает на живое существо. Это не то же самое слово, которое в последующих главах используется для обозначения зверя с десятью рогами, а также зверя с двумя рогами.
Примечание 3: То есть в Библии Короля Якова на английском языке. ― Прим. пер.
Опять же, шестикрылые серафимы в Книге пророка Исаии (Ис. 6:2) ― это то же самое, что и херувимы. Количество их крыльев совпадает, и они занимают то же положение в славе, находясь прямо под престолом. И они тоже восклицают: «Свят, свят, свят Господь Саваоф»; это подобно живым существам, которых видел Иоанн.

Слово «серафим», скорее всего, означает «горящий», и, возможно, херувимов называли так за их рвение в их поклонении. Или возможно, что перемена имени указывает на различную функцию. Херувимы берут огненные угли для исполнения гнева Божьего (Иез. 10:7); а серафим берёт горящий уголь с жертвенника и касается им уст Исайи, чтобы очистить его от его беззакония и греха (Ис. 6:6, 7). Таким образом, первое имя используется, когда Господь является как пожирающий огонь, а второе ― когда Его слава действует как очищающее пламя. Херувимы, очевидно, не являются ангелами; если бы они были ими, их связь с животным и растительным царствами не имела бы параллели в Писании. Кроме того, они отличаются от ангелов в двух отрывках Откровения, в первом из которых мы читаем о «многих ангелах», а во втором — о «всех ангелах», стоящих перед престолом, а также о живых существах и старцах (Отк. 5:11; 7:11). Таким образом, где бы они ни появились в Писании: в Едемском саду, на Ковчеге завета или перед престолом, ― мы должны помнить, что они всегда сохраняют свою особую форму.
Они, вопреки распространённому представлению, не держали пламенного меча, который закрывал путь к дереву жизни. Еврейский текст ясно показывает, что меч обращался сам, то есть это было вращающееся пламя, соответствовавшее славе, которая появлялась над херувимами в скинии.
В числе херувимов мы, вероятно, можем увидеть ещё одно доказательство их связи с землёй, поскольку число четыре в Писании, и особенно в Откровении, ― это число земного творения. Поэтому среди прочего мы читаем о четырёх углах земли (Отк. 20:8), четырёх сторонах земли и четырёх ветрах земли (Отк. 7:1). Всё сотворённое также описывается как «всякое творение, что на небе и на земле и под землёй и на море, и всё, что в них» (Отк. 5:13); человеческий род называется как всякое колено и язык и народ и племя (Отк. 5:9); существует «четыре тяжкие казни» для творения: меч, и голод, и лютые звери, и моровая язва (Иез. 14:21). Поэтому определённые правители земли должны были, проходя через пустыню, разбивать свои шатры в четырёх станах, обращаясь к четырём сторонам света (Числ. 2). И наконец, видения Даниила показывают четыре мировые империи, и когда их число разбивается пятой, устроение меняется, и мы слышим радостный крик: «Царство мира стало Царством Господа нашего и Христа Его».
Рассмотрев эти начальные соображения, мы переходим теперь к настоящему значению херувимов, ключ к которым лежит, скорее всего, в терминах Ноева завета.
Мы уже увидели, что за шесть дней Бог сотворил шесть колен живых существ, чтобы они обитали на земле: рыб, небесных птиц, скот, пресмыкающихся, полевых зверей и человека. Из них первые пять были помещены под владычество человека, но три из них в последующем отделялись от остальных два раза.
Когда Бог привёл живых существ к отцу нашего рода, «нарёк человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Быт. 2:20), но здесь не говорится, что он поступил так же с рыбами и пресмыкающимися.
И снова такой же пропуск мы видим в Ноевом завете, который выражается в следующих словах: «Вот, Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас, и со всякою душею живою, которая с вами, с птицами и со скотами, и со всеми зверями земными» (Быт. 9:9, 10).
Если мы заметим, что четыре колена, включённые в этот завет: человек, птицы, скот и земные звери ― это те же существа, на которых указывают формы херувимов, мы легко поймём значение последних. Они стоят перед Богом как представители четырёх великих земных колен, с которыми Он заключил завет о том, что Он больше никогда не уничтожит их полностью с лица земли.
Их представительный характер подтверждается их еврейским именем «Керувим», которое является ясным производным слова «Каробим», то есть «как многие».
И их связь с Ноевым заветом можно увидеть на примере дополнительного факта; в двух последующих отрывках, в которых описываются их формы, над ними виден большой знак завета ― радуга (Иез. 1:28; Отк. 4:3). В третьем отрывке, в десятой главе Книги пророка Иезекииля, о ней не говорится прямо, тем не менее её наличие подразумевается, поскольку пророк видит славу Бога Израиля, которая явлена в этот раз так же, как она была ранее явлена на поле (Иез. 8:4).
Что означает невключение двух колен, или, по крайней мере, отсутствие особого упоминания их в списке тех, кто был назван Адамом, кто был включён в Ноев завет, и почему они не представлены в символах херувимов, трудно объяснить. Если мы при этом помним, что грех вошёл в наш мир посредством змея и что в обновлённой земле больше не будет моря, мы можем предположить, что колена пресмыкающихся и рыб окончательно исчезнут. С другой стороны, возможно, что они включены в высшие формы жизни. Как бы то ни было, это не противоречит тому факту, что херувимы представляют все тварей, которых Бог поклялся спасти.
Но если великий Творец вошёл в завет о том, что Он никогда не уничтожит эти четыре земных колена, в этом обещании должно участвовать нечто большее. Другие Писания, приоткрывая завесу будущего, раскрывают радостную истину о приближении времени освежения и воссоздания, когда земля будет освобождена от проклятия, и её обитатели снова будут восстановлены к невинности и миру. В этом случае, поскольку четыре колена будут сохранены и в этом славном веке, они также должны участвовать в его состоянии, то есть, другими словами, быть искупленными от последствий греха.
Примечание 4: Практически не нужно говорить, что обычные изображения Ковчега, где херувимы изображены как ангелы, не имеют никакого основания. Мы не имеем права представлять их в какой-либо другой форме, кроме той, что показана в Писании. И поскольку в символизме, очевидно, необходимо четыре головы, а на Ковчеге было только два херувима, мы должны принимать за образец не описание, данное в Откро­вении, а понимать, что у каждого херувима было четыре головы в видении Иезекииля.
[Разве различия в описа­нии не показывают, что эти описания имеют только символическую природу, изображая функции и взаимоотношения херувимов, а не их фактический внешний вид?]
И на это ясно указывает положение, в котором херувимы находились на Ковчеге. Каждый из них являл четыре головы, как описано в Книге пророке Иезекииля,4 они находятся в близости от Шехины, а преступаемый закон под ними покрыт золотой Крышкой умилостивления, на которой они покоятся в безопасности. Так они являют замечательный символ искупления и примирения человека и зверя благодаря смерти Господа Иисуса.
Но значение этого символа показывает, что его пророческая полнота устремлена исключительно в будущее, к большим переменам будущего устроения. Херувимы стоят в непосредственном присутствии Всемогущего, а два живых существа представлены головами нечистых животных. Но Бог сейчас очистит их, и они больше не будут обычными или нечистыми. Они также являются хищными животными, но когда наступит век покоя, «лев, как вол, будет есть солому» (Ис. 11:7), а орёл перестанет высматривать добычу издалека, и о нём больше не будут говорить: «…где труп, там и он» (Иов. 39:29, 30). Цитируя слова апостола, можно сказать: «Потому что тварь и сама», которая сейчас стонет и мучится родами, «будет освобождена от рабства тления в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:21).
Таким образом, херувимы стоят перед Господом подобно памятной книге, о которой говорит Малахия, в качестве напоминания о тех земных коленах, которые Он Сам обещал спасти. Их особая работа состоит в том, чтобы помогать Господу, когда Он участвует в управлении миром; они взаимодействуют с Ним во всём, что связано с Его искуплением; они действуют как Его высшие помощники, призывая силы, которые осуществят Его суды, и оснащая ангелов средствами осуществления Его воли.
Поэтому при последовательном открытии первых четырёх печатей каждое из живых существ по очереди восклицает: «Иди!» ― и тут же появляются кони и их всадники (Отк. 6:1-8). В нашем переводе говорится: «Иди и смотри», как будто крик обращён к Иоанну, но теперь всеми признаётся, что слова «и смотри» ― это прикраса, разрушительная для смысла. Когда Иезекииль видел видение ухода славы от храма, один из херувимов дал человеку, одетому в льняную одежду, огненные угли, чтобы тот разбросал их над Иерусалимом (Иез. 10:6, 7). И наконец, именно одно из живых существ приносит семи ангелам семь золотых чаш, полных гнева Божьего (Отк. 15:7).

Теперь мы видим, что вид херувимов в Раю был славным пророчеством надежды для изгнанного Адама. Это говорило ему, что хотя венец упал с его головы и он сам и всё творение теперь было подвержено распаду и тлению, но наступит час, когда он снова будет иметь доступ к дереву жизни, снова приблизится к Богу и будет восстановлен в своём владычестве над миром, который также возвратится к своему изначальному совершенству и красоте. Так милость Божья поддержала его в нынешней проблеме, показав ему на мгновение будущее восстановление.
Но хотя символы надежды всегда были перед ним, существовал и обращающийся пламенный меч, непрестанно поворачивавшийся с огненными вспышками, чтобы охранять путь к дереву бессмертия, огненный круг, который закрывал человеку путь к Богу и жизни. Иегова ― это поедающий огонь для тех, кто в грехе; Он обитает в свете, к которому не может подойти ни один падший человек (1 Тим. 6:16).
То, что меч был связан с Шехиной, мы можем увидеть из параллельного отрывка ― видения славы Иезекиилем, где показан раскрывающийся огонь. Его разрушительная сила была явлена, когда при посвящении Скинии он вышел и поглотил всесожжение на жертвеннике (Лев. 9:24) и когда этот огонь вышел и сжёг Надава и Авиуда так, что они умерли перед Господом (Лев. 10:2).
Поэтому всё внимание человека должно было быть сосредоточено на средстве, приготовленном Богом, позволяющем убрать огненную преграду, чтобы он снова обрёл своё естественное положение и пребывал в мире.
Адам теперь начал свой труд на земле, и, если учитывать отсутствие орудий и опыта, это был вдвойне тяжкий труд. Но спустя немного времени в мир родился первый младенец, и мы можем представить себе радость Евы, когда она подумала, что обещание теперь исполнилось и что спасающее Семя было явлено. В радостном ликовании она назвала его именем Каин, то есть «приобретение» или «владение», воскликнув: «Приобрела я человека от Господа!» Грамматика этого предложения допускает следующий смысл: «Приобрела я человека, Господа!» ― но у нас нет никакой уверенности, что Ева имела в виду именно это. У нас нет никакого намёка на то, что великая тайна благочестия: Бог, явленный в плоти, ― уже была раскрыта. Однако она верила, что обещание, как она его понимала, было исполнено; она думала, что получила Избавителя, поэтому она назвала своего сына владением того, что было обещано.
Увы, как мало она знала о горьких разочарованиях, о боли, возникающей, когда надежды откладываются на неопределённый срок, ― всё это было её уделом и уделом всех её последователей. Она не просто ошиблась, предположив, что Каин будет Избавителем; нет, сын, которого она любила, на которого она столько надеялась, был на самом деле первым враждебным семенем змея, первым звеном в цепи, которая в конечном итоге окончится не в Христе, а в Антихристе. К тому моменту, когда родился её второй сын, по-видимому, она начала ценить истину, ибо её радость уступила место подавленности, и она назвала его именем Авель, то есть «дыхание» или «проходящее, как дыхание»; это показывает, что она осознала быструю смерть её потомства и разрушение всех её высоких надежд.
Поскольку Сиф родился вскоре после смерти Авеля и мы видим, что Сиф родился, когда Адаму было сто тридцать лет (Быт. 5:3), между рождением Каина и смертью Авеля прошло около ста двадцати девяти лет. Несомненно, за это время у Адама родилось много сыновей и дочерей, и Каин и Авель, скорее всего, взяли себе в жёны своих сестёр. Таких браков невозможно было избежать в начале человеческой истории, поскольку весь род должен был произойти от одной пары; и следует помнить, что дети Адама были не просто семьёй, а всем человеческим семейством. Однако как только необходимость в этом исчезла, такие связи подверглись осуждению и позднее были строго запрещены (Лев. 18:9).
Когда братья выросли и достигли зрелости, у них появились различные занятия. Каин стал земледельцем и поэтому ощущал проклятие во всей его горечи, а Авель был пастырем овец. Поскольку в то время людям запрещалось прикасаться к животной пище, этих овец, скорее всего, держали ради приношений и для изготовления одежды. Таким образом, Каин помогал в производстве пищи для древней семьи, а обязанности Авеля касались их религиозного служения и одежды.
Спустя какое-то время братья принесли каждый своё приношение Господу, представив его, возможно, у ворот Рая. И Бог призрел на Авеля и его приношение, а на Каина и его приношение Он не призрел.
Причина этого различия представляет для нас огромный интерес, потому что в последние дни многие, согласно пророчеству Иуды (Иуд. 11), пошли путём Каина; богословие первого убийцы представляет собой большую и растущую школу нашего времени. Он не отрицал существование Бога и не отказывался поклоняться Ему. Нет, он признал Его как Даятеля всего благого и принёс Ему приношение от плодов земли в качестве признания Его щедрости. Но он не пошёл дальше этого, и поэтому, хотя живущие с ним могли счесть его хорошим и религиозным человеком, он не мог удовлетворить Бога. Будучи ещё в своих грехах, он решился подойти к Святому без пролития крови; он готов был занять место зависимой твари, но он не хотел исповедовать, что он грешник, достойный смерти, который может быть спасён только посредством заместительной жертвы.
Это прообраз многих тех, кто в наши дни рассуждает о благодеяниях и любви Творца и всегда готов хвалить Его за эти качества и кто говорит об их пользе, но не упоминает о своём никчемном и греховном состоянии и даже не думает о совершенной святости и справедливости, которые являются такими же элементами Божьего разума, как и любовь. Но Всевышний не принял жертву Каина, ибо никто не может поклоняться Ему без пролития крови, крови Агнца, приготовленного Им; сначала должна быть жертва за грех, затем ― жертва благодарения; мы можем войти в Святое Святых и предстать перед Крышкой умилостивления, только пройдя через разорванную завесу Христовой плоти.
Авель знал кое-что об этом и исповедал это, поэтому он принёс первородных своего стада и излил их кровь-жизнь в качестве смиренного признания своего состояния. И Бог сразу же принял его жертву, возможно, как многие думали, послав огонь из Шехины, чтобы сжечь её, и тем самым показав в прообразе, что Его гнев по отношению к Авелю будет удовлетворён Заменой.
При этом лицо Каина поникло, и он разозлился; он совершил ужасный грех ― он осудил своего Творца и проявил свой человеческий гнев по отношению к Его праведным делам. Тем не менее, Бог не сразу отказался от грешника и не предоставил его судьбе. Он терпеливо разговаривал с Каином как со своенравным ребёнком; Он хотел вернуть его к здравому разуму, указав на его злое состояние и на то, что ужасный грех притаился у дверей, готовый прыгнуть на него, как какой-то хищный зверь на свою добычу. Он продолжал обещать, что, если преступник покается и переменится, он также будет принят и сохранит своё превосходство над своим братом, которое законно принадлежало ему по праву первородства, данному ему Творцом.
Но милостивое увещевание было напрасным; Каин воспользовался своей возможностью, и семя греха, посаженное в Адаме, созрело и стало убийством в его старшем сыне.
Прошло немного времени, и Бог спросил о крови. «Где, ― спросил Он Каина, ― Авель, брат твой?» И снова, как и в случае с Адамом, Он спросил, обладая при этом полным знанием, чтобы дать преступнику возможность осудить себя и исповедать свою вину. Поступи Каин так, он бы нашёл надежду. Но он во второй раз заклеймил себя знаком змея, добавив к убийству и ложь. «Не знаю, ― ответил он, ― разве я сторож брату моему?» Он настолько ожесточился, что охотно отрицал истину даже в присутствии всеведущего Бога. Поэтому он тут же был подвергнут суду; его покрывало лжи было сорвано, и его преступление во всей его черноте было обнажено при помощи проницательных слов: «Что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли».
Каин был безмолвен, он не мог ни защищаться, ни оправдываться, и Бог продолжил выносить приговор. Земля, которая отверзла уста и приняла кровь его брата, получит второе проклятие и больше не будет давать силы даже в ответ на самый тяжёлый труд. Кроме того, убийца не должен оставаться со своими родителями в Едеме; его следовало изгнать от присутствия Господа, от вида херувимов и славы, чтобы он был изгнанником и скитальцем на земле. Но человеческая рука не должна касаться его. Другие члены его семьи и потомки Авеля, если они и были, не могли отомстить ему за это преступление под угрозой семикратной мести, поскольку судебная власть ещё не была доверена человеку.
Так наши прародители лишились обоих сыновей в один день. Насколько потрясены они были развитием зла, которое их преступление принесло в мир! Но Бог всякого утешения был милостив, и примерно в то же время Он дал им ещё одного сына, которого Ева назвала Сиф, то есть «назначенный». Она сказала: «Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин». Интересно, что здесь она приписывает дар Элохиму, а не Иегове; возможно, это показывает, что её надежда уступила место подавленности. После того как она сто тридцать лет ждала обещанного Семени, в итоге она впала в отчаяние, и, не видя в Сифе ничего больше обычного сына, она благодарит Элохима, а не сохраняющего завет Иегову. Но она опять ошиблась. Долгим и трудным было время ожидания, и горькими были разочарования, но наконец она обрела первое звено в цепи, которое должно было привести к обещанному Семени; от линии Сифа должен был выйти Христос.
Поэтому мы видим двойное развитие в человеческом роде; потомки Сифа и потомки изгнанного Каина оставались разделёнными долгое время, и они представляют Церковь и Мир. Потомки Каина с неугомонностью людей, отчуждённых от Бога, старались превратить землю своего изгнания в приятную землю, искусственно воспроизвести Рай, вместо того чтобы тосковать по настоящему Саду удовольствий; они непрестанно пытались любыми средствами смягчить проклятие, вместо того чтобы терпеливо следовать за указаниями Бога, и избавиться от него полностью. Сам Каин, осуждённый на изгнание, был первым, кто построил город, который он назвал Енохом по имени своего сына; он первым попытался комфортно поселиться на опустошённой земле.
Некоторые задаются вопросом, где он нашёл обитателей для своего города. Но они забывают, что он мог построить его через несколько столетий после своего бегства из Едема, и не принимают в расчёт необыкновенный рост населения в веке, когда обычная жизнь длилась восемьсот или девятьсот лет, и человек жил бок о бок с семью или восемью поколениями своих потомков. Кроме того, город Каина вначале мог быть не чем иным, как твёрдым и существенным жилищем для него и его семьи.
Кроме простого перечисления имён у нас нет никакой записи о потомстве Каина, пока мы не подходим к его потомкам в пятом поколении. Маленькие крупицы знания о Ламехе и его семье представляют яркую картину человеческого растления, пути детей этого мира. Мы видим начало плотской жизни, которая подразумевает утрату осознания Бога и всякого страха нарушить божественные законы; мы видим, что она делает нынешние обстоятельства как можно более комфортными и потакающими человеку, заменяя духовное стремление искусством, наукой и интеллектуальными поисками; при помощи различных развлечений и удовольствий она отвергает мысль об изгнании; и, наконец, мы видим, что она полностью сосредотачивается на себе и бросает ожесточённый вызов Богу.
Ламех нарушил древний закон брака и был первым многожёнцем, тем самым доказав полное безбожие, в которое вступил Каин. Перечисление имён его жён, возможно, показывает состояние общества его круга. Ада означает «украшение» или «красота», а Цилла означает «тень», что может указывать на её густые локоны. Его дочь также звали «Ноема», то есть «красивая». В родословии семьи Сифа не упоминаются имена ни жён, ни дочерей. Возможно, здесь мы видим указание на то, что женщины вокруг потомков Каина занимали чрезвычайно важное место и что их личная красота и плотская привлекательность была их единственным ценным качеством.
Из сыновей Ламеха Иавал отличался тем, что он был первым, кто собирал скот в стада и жил жизнью кочевника. Возможно, проигнорировав Божий запрет, он начал употреблять в пищу мясо животных и молоко, чтобы избежать труда над проклятой землёй. Иувал изобрёл музыку, а Тувалкаин ― искусство работы с металлом.
Последний кусочек информации, который у нас есть о Ламехе, содержится в его словах его жёнам. Возможно, это была своего рода песня, которая была популярна среди людей до потопа. Но она источает хвастливый дух самонадеянности ― который, по-видимому, исходит от оружия, выкованного Тувалкаином, ― и гордой мести, готовящий нас к словам, что вскоре вся земля наполнилась насилием. Если перевести её буквально, она будет звучать так:
«Ада и Цилла! послушайте голоса моего;
Жёны Ламеха! внимайте словам моим:
Я убил мужчину в ответ на то, что меня ударили,
И отрока в ответ на мою рану;
Если за Каина отмстится всемеро,
То за Ламеха в семьдесят раз всемеро».
По-видимому, это означает, что он поссорился с молодым человеком, и когда тот ранил и ударил его, он убил его в отместку. Бог провозгласил семикратную месть тому, кто убьёт Каина, но теперь пусть все знают, что, если кто-нибудь ранит Ламеха, месть будет в семьдесят семь раз, если кто-нибудь лишь ранит или ударит его, он в отместку возьмёт его жизнь.
Это последние слова, которые мы видим о семье Каина, как того, кто был отделён от остального мира. Её первым предком был убийца; и она исчезает в личности многожёнца, убийцы и открытого поклонника бога силы.
Но когда мы обращаемся к потомкам Сифа, ситуация меняется. Мы уже не видим зависти, борьбы, распущенности и насилия; наши уши уже не слышат мычания стад, аккордов мягкой музыки, которая призвана умиротворить беспокойную совесть, стука наковальни, похвалы гордых хвастунов и всего слившегося грохота, который поднимается от мира, живущего без Бога и старающегося победить Его проклятие.
Мы видим бедных и сокрушённых людей; они трудятся день за днём, чтобы добывать пищу из неплодородной почвы согласно назначению от их Бога; они терпеливо ждут, когда Он проявит милость, и смиренно признают Его карающую руку над ними. Они не участвуют в истории земли; она пишется потомками Каина. Как странники и пришельцы в мире, они воздерживаются от плотских вожделений; они не строят городов, они не изобретают искусства, они не придумывают развлечений. Они не думают о стране, в которой живут; они ищут лучшей, то есть небесной, страны. И наконец, мы видим указание на это в имени Ноя (Быт. 5:29); они постоянно помнят о проклятии, которое Бог наложил на землю.

В противоположность похвале потомка Каина, Ламеха, Сиф назвал своего первого сына Енос, то есть «слабость»; это смиренное признание немощи и беспомощности человека, и за этим естественным образом идёт следующее предложение: «Тогда начали призывать имя Господа».
Но в каком смысле мы должны понимать эту фразу, которая после этого так часто используется в Писании? Иегова, как мы уже увидели, ― это имя, при помощи которого Бог раскрывал Себя тем, с кем Он составлял завет, кому Он давал обещания. Когда Моисей спрашивает, какой ответ он должен дать израильтянам, если они спросят имя Бога, который послал его, Господь отвечает: «Я ЕСТЬ ЧТО Я ЕСТЬ». «Так скажи сынам Израиля: Я ЕСТЬ послал меня к вам» (Исх. 3:14, евр.). На еврейском языке используется не настоящее время глагола «быть», а будущее; и из будущего времени происходит имя «Иегова». Но на еврейском языке будущее время имеет особое значение; часто оно используется для описания постоянного состояния, того, что существует и всегда будет существовать. Следовательно, слова, переведённые как «Я ЕСТЬ ЧТО Я ЕСТЬ», можно для большей ясности перевести так: «Я ВСЕГДА БУДУ ТЕМ, ЧТО Я ЕСТЬ». Поэтому «Иегова» означает неизменного Бога, Того, кто тот же вчера, сегодня и вовеки, на Чей замысел не могут повлиять никакие обстоятельства, Чьи обещания ни в коем случае не потерпят краха.
Поэтому, когда мы читаем о том, что Авраам разбивал шатёр в новом месте, воздвигал там жертвенник и призывал имя Иеговы (Быт. 12:8), мы должны понимать, что он обращается к Богу на основании данных ему обещаний за защитой и помощью в его на первый взгляд бесцельных блужданиях.
Псалмопевец говорит: «Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне?» (Пс. 115:3-4). И вот ответ: «Чашу спасения приму и призову имя Иеговы». То есть я с благодарностью приму избавление, приготовленное Богом для меня, и, призвав Его по имени Иегова, прославлю Его как Неизменного, который никогда не забывает исполнять Свои обещания.
И наконец, Иоиль говорит нам, что в страшное время прямо перед появлением Христа и Его Церкви в славе, когда мир будет напуган знамениями на небесах и на земле, кровью, огнём и столпами дыма, когда солнце перестанет давать свет, а серебряная луна станет кровавого цвета, тогда, в этот ужасный час, всякий, кто призовёт имя Иеговы, спасётся (Иоил. 2:32). Как ясно показывает контекст, это сказано об остатке иудеев; и как мы видим из значения, если кто-либо внемлет предостережениям в виде ужасных знамений вокруг него, он вспомнит об обещаниях Израилю и обратится к своему Творцу по имени, связанному с заветом, на основании этих обещаний и будет спасён.
Следовательно, легко увидеть значение этой фразы применительно к потомкам Сифа. Потомки Каина, поклоняясь не более чем сотворившему и правящему Элохиму и, следовательно, не имея обещаний, на которые можно положиться, попытались устроиться в мире как можно лучше и использовали свои лучшие усилия на то, чтобы свести на нет неудобства проклятия. Потомки Сифа со своей стороны не пытались лягаться против рожнов или избежать Божьей кары, а взирали на Него, чтобы получить облегчение, полагаясь на Его предсказание о Семени-Избавителе, и начали обращаться к Нему по имени Иеговы, связанному с заветом, чтобы оживить свою надежду и выразить своё доверие Его обещанию.
Следовательно, они проявляли дух, который много столетий спустя был у христиан в Фессалониках (1 Фес. 1:9, 10): они не делали себе идолов на земле, а служили живому и истинному Богу и ожидали Его Сына с небес.
Здесь можно отметить поразительно любопытное совпадение. В повествовании о потомках Каина после нескольких слов об истории Каина, показывающих лишь, в каком направлении он повёл своё потомство, следует список имён, пока мы не доходим до Ламеха, седьмого от Адама. Затем мы бросаем краткий взгляд на город первого убийцы и находим, что в нём развиваются беззаконие и насилие, а его обитатели прикладывают энергичные усилия к тому, чтобы достичь счастья без Бога.
Таким же образом мы слышим о смиренном признании слабости Сифа и о том, что его община начала призывать имя Иеговы. За этим следует простое перечисление рождений и смертей, пока мы не подходим к Еноху, седьмому от Адама в линии Сифа. Здесь летопись ненадолго останавливается и в нескольких словах описывает событие чрезвычайной важности.
Зло достигло вершины в Ламехе, а благочестие ― в Енохе, ибо он ходил с Богом и получил свидетельство, что угодил Ему (Евр. 11:5). Но на мир уже начала падать густая тень конца. Зло увеличилось до такой степени, что не только проявилась неспособность человека восстановить себя, но и появилась необходимость произвести быстрый суд. Поэтому Господь возложил новую власть на Еноха и послал его как первого пророка свидетельствовать против греха мира и провозглашать, что скоро время терпения закончится.
Наполненный Духом Божьим он ходил среди людей, проповедуя праведность, умеренность и грядущий суд, и, несомненно, заставил многих трепетать. Но результат был ничтожный ― никто, кроме самого пророка, не был сочтён достойным избежать того, что должно было прийти на землю. Он один был взят на небо до опасных времён великой допотопной скорби, он был взят из мира примерно за шестьсот шестьдесят девять лет до потопа. И хотя столько столетий могут показаться долгой передышкой, мы должны помнить, что, учитывая длительность жизни в те дни, это время эквивалентно не более чем пятидесяти или шестидесяти годам в наши дни.
Единственные слова древнего провидца дошли до нас благодаря Посланию Иуды. В нем говорится следующее: «Вот пришёл5 Господь со святыми ратями Своими сотворить суд над всеми и обличить всех нечестивых во всех делах нечестия их, которые они нечестиво совершили, и во всех дерзких словах, которые сказали против Него нечестивые грешники» (Иуд. 14, 15).
Примечание 5: На грече­ском языке ήλθε, то есть буквально «пришёл». Но пророчество, очевидно, опи­сывает видение будущего, которое прошло перед глазами Еноха, и, следо­вательно, настоящее время «приходит» раскрывает значение цитаты в более ясном свете для обычного читателя.
Эти слова относятся не к потопу, а к нашему времени и указывают на явление нашего Господа в славе с Его Церковью. Если бы это пророчество дошло до нас без вдохновлённого комментария, оно, несомненно, было бы подчинено теории «духовности». Люди приписали бы этому только смысл потопа, и нас бы увещевали, что приход Господа ― это лишь образное выражение, обозначающее сильный суд, и что оно не означает личного явления. Но такое искажение смысла невозможно, поскольку Иуда говорит, что в его время, после вознесения Христа к Отцу, это предсказание всё ещё ждёт исполнения. Именно поэтому оно было сохранено: потому что оно указывает на личное явление Спасителя ближе к завершению нынешнего века. То, что Енох знал об этом явлении за пять тысяч лет до того, как оно произошло, показывает, что тайны Божьи даются тем, кто боится Его; и в то же время это свидетельствует о важном значении события, первую часть которого мы должны ожидать каждый час.
Несомненно, это пророчество содержало особое утешение для благочестивой части потомков Сифа, которые трудились под проклятием и ждали обещанного избавления. Именно при явлении Господа битва наконец обратится в катастрофу для змея и его семени; после многих долгих веков ожидания наконец наступит искупление всего творения от греха и смерти, за которое цена была уплачена сполна на кресте.
Енох после этого продолжал ходить с Богом и свидетельствовать миру, пока на триста шестьдесят пятом году он внезапно не исчез, и не стало его, и никто не мог найти его. Он был взят к престолу Всевышнего; это было первое указание на великую тайну: хотя Бог сделал землю для людей и хочет, чтобы они обитали на ней вовеки, тем не менее, Он намерен возвысить избранных из них к более высокой судьбе ― обитать с Христом в небесных пределах…
Первый пророк перешёл таким образом в одно мгновение от трудов жизни в присутствие Бога и оставил после себя своего сына Мафусала и своего внука Ламеха, который был отцом Ноя. Имя Ной означает «покой», и Ламех дал его своему сыну со словами: «Он утешит нас в работе нашей и в трудах рук наших при возделывании земли, которую проклял Господь» (Быт. 5:29). Эти слова не могут быть просто общим выражением радости из-за рождения ребёнка; будь это так, они вряд ли бы были записаны. Но мы знаем, что дед Ламеха и его сын были пророками, и, возможно, дар, данный однажды, переходил к каждому главе семьи, чтобы Енох, Мафусал, Ламех и Ной были линией свидетелей, назначенных Богом для свидетельства против зла мира и раскрытия Его замысла принести суд.
Поэтому слова Ламеха, скорее всего, были пророческими и нашли своё исполнение в некотором облегчении проклятия после потопа. Из благословения Бога, когда Он принял жертву Ноя, мы можем заключить, что состояние земли до потопа было хуже, чем во все последующие времена (Быт. 8:21, 22). Кажется, что времена года были нерегулярными и полностью неопределёнными; дождя не было, и пар, которым земля орошалась, возможно, был скудным и нечастым, вследствие чего допотопные жители часто растрачивали свои силы впустую ― их земля не давала урожая, а деревья не приносили плодов. Кроме того, густые туманы или другие причины могли мешать смене дня и ночи. Проклятие было свежим и полным силы, возможно также, что эти катастрофы возникли от предвещающих природных потрясений, подобных тем, что возникнут перед великим судом нашего собственного века.
Но когда после жертвы Ноя Бог обонял сладкое благоухание, Он сказал: «Не буду больше проклинать землю за человека… Впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся» (Быт. 8:21, 22). Человек должен трудиться и бороться против многих трудностей, а Бог отныне даёт ему чёткие времена года и будет, как правило, давать ему плоды его труда. И возможно, дар дождя внёс свой вклад в облегчение интенсивного труда под проклятием, а разрешение есть животную пищу предоставило более лёгкий путь получать большую долю необходимого снабжения.