Проходил однажды мудрец по кварталу нищих. Вдоль улицы сидели его обитатели, прося милостыни. Грязные лохмотья на бедняках не могли не впечатлить путника, который оказался здесь впервые. Впрочем, в глазах мудреца (хоть и шёл он по этой улице в первый раз) царили покой и невозмутимость. Конечно, в его взгляде читались также сострадание и жалость к этим бедным людям. Но, осматривая их одного за другим, он проходил мимо, оставляя пустыми протянутые к нему за подаянием руки. Обитатели квартала также осматривали незнакомца, провожая его холодным взглядом. И вот увидел вдруг мудрец человека в потрёпанном пиджаке, но в целом одетого гораздо лучше всех остальных. Его и нищим нельзя было назвать, так как ничто в его внешности не носило отпечатка нищеты. Тем не менее, он также сидел с протянутой рукой – правда, при этом, явно стыдился своей роли и прятал глаза от проходящего незнакомца. Казалось, что просить милостыню он начал только вчера... Мудрец, не раздумывая слишком долго, вдруг достал мешочек с монетами и отсыпал ему столько, что сидевшие рядом бедняки, куда более впечатляющие своей нищетой, раскрыли рты от удивления. Один из них разразился упрёками в адрес мудреца, сделавшего такой неожиданный выбор для своей благотворительности. На что мудрец посмотрел прямо в глаза столь возмущённому нищему, сидевшему в лохмотьях и покрытому язвами, и невозмутимо сказал: "Друг! я не обижаю тебя; этот человек, похоже, только вчера оказался здесь, и с радостью убежит отсюда, как только получит первую помощь. Он явно не справился, оказавшись в сложных жизненных обстоятельствах, и не придумал ничего лучше, чем поискать помощи у проходящих путников здесь. Но уверяю тебя: он обязательно выкарабкается из того позора, в котором он теперь оказался, и больше не вернётся сюда. Но ты, в отличие от него, любишь свою нищету и гордишься своими лохмотьями – и, похоже, язвами тоже! Ты хочешь впечатлять меня и других яркостью своей нищеты и совсем не собираешься даже попытаться выбраться из неё – ведь, ещё раз, ты её любишь! Так зачем же мне лишать тебя её? Ты сам так выбрал! Да, это твой собственный выбор."
А человек, получивший монеты, от всего сердца поблагодарил своего благодетеля и ушёл. Мудрец был прав…

[Швеция, Стокгольм, февраль 1712 года.]

"«Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном.» Аминь. Можете садиться, дорогие!" – пастор первой церкви Стокгольма начал свою воскресную проповедь. Сегодня в качестве основного места Писания он выбрал один из своих самых любимых библейских стихов – Откровение 21:7. Через несколько минут проповедник погрузился в свою тему: сперва подчеркнув ту мысль, что Бог Сам является победителем, и напомнив слушателям про неизменную Божью верность Своим обещаниям, он стал говорить о принципиальной важности доверия Богу и необходимости стоять до конца в борьбе за получение обетования. Затем из зачитанного места Писания он показал, что именно побеждающий удостоится чести быть сыном Божьим. И, наконец, он попытался раскрыть своей пастве, сколько красоты и счастья в том, чтобы в итоге стать таковым, то есть побеждающим! Проповедник говорил вдохновенно – чувствовалось, что для него это не просто слова, но он действительно в это верит.

И да, он действительно в это верил! Будучи пастором этой церкви уже несколько лет, Неемия¹ Хьельтенсо́н зарекомендовал себя как человек искренней веры, принципиальной честности и высокого духа. Все эти годы он старался быть примером настоящего христианина для своих прихожан и с особенной любовью относился ко всем, кто находился под его пасторской ответственностью. Несмотря на то что он был носителем такой благородной шведской фамилии Хьельтенсон – что переводится “сын героя” – и родился в Шведском королевстве, ходили слухи, что в его роду были и англичане, и французы. а кто-то говаривал, что даже и евреи. Дедушка и бабушка Неемии были пуританами, которые отправились в Швецию по откровению, в качестве миссионеров. Их дочь вышла замуж за шведа, который уверовал и разделял строгие пуританские принципы её семьи. Именно в связи с этим Неемия и был назван таким именем – конечно же, в честь знаменитого библейского героя, восстановителя стен Иерусалима.

---

¹Более корректное произнесение шведского эквивалента имени “Неемия” таково: “Нехемья”. В рассказе употребляется более привычная для русскоязычного читателя форма этого библейского имени.

Зал собрания разделял центральный проход, по обеим сторонам от которого сидели прихожане, так что, стоя за кафедрой, пастор легко мог видеть, кто входит или выходит из зала. Было редкостью, чтобы кто-то сильно опаздывал на воскресное служение – обычно к началу проповеди все, кто хотел быть в церкви, уже в ней были. Тем не менее сегодня был как раз тот редкий случай, когда кто-то вошёл в зал собрания прямо во время проповеди. Человек попытался остаться незамеченным: он тихо прошёл к скамье на последнем ряду и также тихо сел с краю от прохода. Всё же само устройство зала было не на стороне вошедшего – проповедник не только заметил его, но и, особо не отвлекаясь от проповеди, успел узнать в нём своего родного младшего брата. Его звали Йон. Это имя было дано ему также в честь библейского героя – на этот раз любимого ученика Иисуса Христа. Впрочем, до любимого ученика Йону Хьельтенсону пока что было очень далеко. Он явно не пошёл по стопам своего старшего брата, и хотя с детства был человеком тихого, спокойного нрава, но всё же в юношеском возрасте попал в плохую компанию, в результате чего жизнь его, что называется, пошла под откос. Он стал завсегдатаем питейных заведений и особенно игорных домов, так как азартные игры стали его особенной страстью. Не то чтобы в городе таких заведений было много, но дело в том, что Йон пустился в бродяжнический образ жизни и скитался из города в город по всей Швеции. И немудрено: ведь родители и старший брат не могли потерпеть, чтобы Йон, живя с ними, вёл такой нечестивый образ жизни и при этом постоянно вытягивал у них деньги или другое материальное имущество. Йон и сам это понимал, поэтому уже давно уехал из города и лишь изредка появлялся в нём – что каждый раз было, конечно же, неожиданно, без какого-либо предупреждения.

Неемия, полный воодушевления, на страстной ноте закончил свою вдохновляющую проповедь. Кажется, сегодня у него особенно получилось раскрыть тему и затронуть слушателей. По лицам прихожан было видно, что многие из них не остались равнодушны к призыву всецело доверять Богу, полагаясь на Его обещания, – кто-то в зале даже вытирал слёзы… Что же касалось Йона, то он сидел слишком далеко для того, чтобы Неемия мог считать какую-либо реакцию на его лице. Прежде чем собрание закончилось, были вознесены несколько молитв и спет один псалом. Затем пастор сосредоточился на прихожанах, пожимая им руки и благословляя их. Некоторые из них желали с ним поговорить, и он спокойно с ними беседовал, не переживая, что упустит брата – он слишком хорошо его знал и понимал, что тот обязательно его дождётся. Йон, понуро сидевший всё там же, на скамье в последнем ряду, также явно не спешил побеседовать и, похоже, просто ждал, когда старший брат освободится. Наконец, Неемия поспешил к братишке, которого так давно не видел. Йон встал, приветствуя его, и братья обнялись. Неемия подметил про себя, что Йон не изменил своим принципам: несмотря на бродяжничество, он продолжал следить за собой и выглядеть более-менее опрятно (возможно, он постоянно находил себе подработки, так как, похоже, и карманные деньги у него периодически имелись.)

– Йон, в какое правильное место ты пришёл в этот прекрасный воскресный день! – бодро заговорил Неемия, – я не помню, когда в последний раз видел тебя в церкви! В любом случае, это действительно приятная неожиданность!

– Не торопись радоваться, брат. Я пришёл по делу, – хмуро ответил тот и замолчал. Неемия уже успел заметить печать необычной подавленности и великой грусти на лице братишки. Обычно это было ему несвойственно: даже если он в очередной раз проигрывал все приобретённые на подработках деньги, его это не настолько сильно расстраивало, чтобы терять всякую бодрость духа.

– Рассказывай: что у тебя случилось?

Йон попытался заговорить, но явно разволновался и со вздохом уселся на скамью. Наконец, он выдавил из себя:

– Брат, ты сегодня хорошо помолился?

Неемия понял: произошло что-то действительно серьёзное.

– Говори уже: что ты на этот раз натворил?

– Я проиграл 30000 дукатов!

– Йон, если ты изволил шутить, да ещё и прямо в церкви, то здесь не место для шуток!

– Ну да, всё верно: ты даже не веришь… – вздохнул Йон.

– а как я могу в это поверить, когда ты называешь такую сумму, да ещё и золотыми монетами, которую ты едва ли имел возможность когда-то держать в руках? Я не уверен, что у тебя и 3 риксдалера-то найдётся!

– Вот тут ты прав. – снова вздохнул Йон. – Что ж, просто выслушай мою исповедь: ты ведь знаешь, кто такой Ларс Ульсон?

Неемия мысленно вздрогнул: да, он знал, кто такой Ларс Ульсон. Это был один из богатых жителей Стокгольма, который приобрёл репутацию идеологического противника христианству. Претендуя на остроумие, он нередко позволял себе публично высмеивать христианскую веру, считая религию древним обманом для управления массами. Неемия ещё ни разу не встречался с этим человеком (чему в тайне своего сердца был рад), но, будучи пастором первой церкви города, он как будто понимал в духе, что столкновение с Ларсом неизбежно…

– Да, я знаю, кто такой Ларс Ульсон. Продолжай.

– На самом деле я вернулся в Стокгольм уже несколько недель назад (просто решил вам не сообщать об этом) и в одном из игорных домов познакомился с этим самым Ларсом. Я и раньше про него слышал, знал, что он богат, и поэтому не ожидал, чтобы он обратил на меня особое внимание. Но он каким-то образом узнал, что я родной младший брат пастора Неемии Хьельтенсона и как будто весьма заинтересовался моей личностью. Сперва он иронично посмеялся, что младший брат пастора является бродягой… – Братья переглянулись, и Йон виновато пожал плечами, – Уж извини! Но затем он стал обращаться со мной очень по-дружески и даже несколько раз спонсировал мои участия в… (– осознав, где он находится, Йон решил выразиться помягче, –) в посещении уже упомянутого заведения. Там мы встречались вечер за вечером, и Ларс даже как будто боялся, так сказать, “упустить мой след”. Я никак не мог понять, чего он от меня хочет и почему ему не жалко на меня денег, – но под влиянием последнего факта я решил не занимать свою голову этим вопросом. И зря!.. – Йон тяжело вздохнул и продолжил. – В прошлое воскресенье я вместе с Ларсом снова был в игорном доме. Ларс был с какими-то незнакомыми мне людьми, якобы его друзьями, сказал, что у них какой-то праздник – чей-то день рождения что ли – и уговорил меня уважить его, поучаствовав в их застолье. В общем, закончилось тем, что я напился допьяна. Такое, конечно, со мной случается от раза к разу, – но, здесь, похоже, обо мне специально позаботились, чтобы я опьянел. Затем Ларс пригласил меня сыграть. (– Разволновавшийся Йон, забыв, что находится в церкви, назвал брату одну из распространённых в то время азартных игр. –) Здесь я и попался. Я, когда пьян, становлюсь смелым и дерзким – неоправданно, конечно. Сам я смутно помню, что произошло, но, похоже, я несколько раз подряд выиграл серьёзные суммы, и Ларс стал меня раззадоривать на всё большие и большие ставки. Я снова продолжал выигрывать, и тут Ларс поставил ва-банк: 30000 дукатов, хранящихся у него в Стокгольмском банке. Сказал, что это вся сумма, хранящаяся у него в банке, и если я принимаю вызов, то проигравший должен победителю 30000 дукатов. И это при том, что я видел по раскладу игры, что победа мне обеспечена. Я был уверен, что выиграю! Конечно же, у меня и в помине не было таких денег, но Ларс заверил меня, что он всё равно согласен сыграть, если только перед игрой мы заключим письменное соглашение при свидетелях, что проигравший обязуется выплатить победителю в течение нескольких дней эту сумму. – Немного побледневший Неемия напряжённо слушал брата, теперь уже окончательно поверив, что Йон не шутит. а сам Йон уже как будто был готов расплакаться. – И я подписал! Понимаешь, Неемия, я не первый день играю! Я заранее видел расклад: я просто не мог проиграть! К тому же я был пьян и из-за этого очень самоуверен. Я был настолько уверен в победе, что в моём воображении эти 30000 дукатов уже стали моими… В общем, похоже, там явно был какой-то блеф и заведомо подстроенный расклад игры. И как всё было продумано! Ведь я проиграл, можно сказать, на ровном месте – это была полная неожиданность! Да я и протрезвел почти сразу от такого шока – подумать только, теперь я должен 30000 золотых монет!..

– Когда истекает срок? – задумчиво спросил Неемия.

Завтра утром, и, как ты правильно подметил, у меня за душой нет даже 3 серебряных монет. Завтра утром меня отправят в долговую тюрьму, и Ларс был суров: он сказал, что лично проследит за этим.

– Завтра утром? – с нескрываемой печалью переспросил Неемия. – Почему же ты пришёл ко мне так поздно?

– О! а это уже отдельная история. Видишь ли, сейчас мне кажется, что Ларс действовал с холодным расчётом, и я долго думал, почему он выбрал меня в качестве жертвы – ведь он знал, что я бедняк. В общем, похоже, всё дело в том, что я твой брат. Ты ведь знаешь его отношение к вере. И в связи с этим он явно к тебе неравнодушен – в том смысле, что, похоже, именно с тобой он ищет поединка, то есть хочет схлестнуться именно с тобой! За эти недели он неоднократно расспрашивал о тебе, и хотя он пытался быть аккуратным и скрывать от меня, но я всё же заметил, как сильно его возмущает и задевает твоя позиция веры в живого Бога, вмешивающегося в нашу жизнь и отвечающего на молитвы… В общем, после того как я осознал весь ужас моего положения и неминуемость для меня долговой тюрьмы, Ларс произнёс престранную вещь – он сказал, что если пастор Неемия и его Бог готовы вовлечься в мою беду и принять этот вызов, чтобы вызволить меня, то он обещает дать время на выплату этой суммы до конца месяца – то есть тогда эта сумма должна быть выплачена ему в полном объёме к утру 1 марта.

– Так вот оно что, – снова задумчиво произнёс Неемия. Теперь история брата стала куда более понятной. Оказывается, что с самого начала Ларс, так сказать, “охотился” на Неемию или его веру. Вспомнив, какое сегодня число, Неемия осознал, что до конца февраля осталось несколько дней…

– Поначалу я отбросил эту идею, – снова заговорил Йон, – но поскольку завтра я должен оказаться взаперти, то решил всё-таки хотя бы теперь честно известить тебя о произошедшем – в конце концов, я, наверное, всё-таки должен был довести до твоего сведения про тот вызов, который Ларс бросил тебе и… Богу, И позволь сказать ещё только одно. – Тут Йон заговорил тихо и как будто даже с благоговением. – Сегодня у тебя была прекрасная проповедь, брат, про Бога и про то, что Ему можно доверять… Я просто хотел бы сказать, что если Бог действительно вызволит меня из этого мрака, в котором я теперь оказался (конечно же, по своей собственной вине), то я обещаю, что до конца дней буду служить такому Богу! – Йон наконец не выдержал и расплакался как ребёнок, бросившись в объятия старшего брата, которому и самому в этот момент было весьма не просто. Предчувствие Неемии подтвердилось: столкновение с Ларсом Ульсоном оказалось неизбежным. Должен ли он принять этот вызов? Сама мысль об этом казалась безумием – и в то же время что-то внутри него как будто твёрдо знало: он христианин, поэтому он просто не может бросить брата в беде и он просто не может не принять этот вызов. Всё же он просто не имеет права принимать такого рода решение скоропалительно и без молитвы.

– Йон, я жду тебя сегодня вечером на молитвенное собрание. Вечером я дам тебе ответ, и если я приму вызов, то ты ещё сегодня же успеешь сообщить о моём решении Ларсу, чтобы получить для себя продление срока. а сейчас пойдём домой и пообедаем – ты, похоже, давно нормально не ел…

В тот же воскресный день, после основательного молитвенного уединения, Неемия Хьельтенсон передал Ларсу Ульсону через брата своё решение: он, в уповании на живого Бога, принимает вызов.

На следующий день, в кабинет пастора Неемии кто-то постучал, громко и напористо.

– Войдите, – вежливо пригласил он. В кабинет решительно вошёл он самый – Ларс Ульсон.

– Здравствуй, здравствуй, Неемия Хьельтенсон! а ты оказался куда более “твёрдый орешек”, чем я ожидал!

– Ларс Ульсон, я полагаю. Доброе утро! – Неемия встал из-за рабочего стола и пожал ему руку. – Может быть, чашку чая?

– Что ж, ты сама любезность! Но обойдёмся без чая и прочих нежностей. Я ненадолго – просто хочу убедиться, что твой брат меня не обманул. Так что, ты и вправду согласился?

– Да. – Просто ответил Неемия.

– То есть ты имеешь в виду, что к утру первого марта вы с братом каким-то непостижимым чудом найдёте 30000 дукатов? – По интонации Ларса можно было подумать, что он сейчас расхохочется. – Пастор, да ты и вправду “крепкий орешек”! Если что, я свои 30000 золотых копил довольно долго! – Тут Ларс действительно рассмеялся, по-видимому найдя свою ремарку весьма остроумной. – Признаюсь, что возникшее между нами противостояние начинает доставлять мне больше удовольствия, чем я даже ожидал. Но позволь уверить тебя, любезнейший, что я отнюдь не плохой человек и я тебе не враг – разве только идеологически. И преследую вполне благородную цель: развенчать ложь, которой ты каждое воскресенье питаешь десятки честных граждан нашего королевства. В одном ты меня удивил: ты, похоже, действительно в это веришь! В любом случае, до момента истины осталось недолго… – Ларс стал что-то искать глазами, осматривая стены кабинета, и наконец нашёл. Справа от стола висел календарь. Ларсу он показался несколько необычным, но он не стал на этом сосредотачиваться, и, найдя последнее число, продолжил. – Итак, до 28 февраля осталось всего несколько дней. Это ж надо: когда я решил дать тебе сроку до конца месяца, я и не думал, что речь идёт о самом коротком месяце в году! Смотри, пастор: пока что Бог явно не на твоей стороне. – Ларс расхохотался. Похоже, он был из тех людей, которые высоко ценят свои же остро́ты. – Честное слово, я даже и не подумал, что на дворе февраль! Вряд ли ты мне поверишь, но признаюсь тебе: я вообще по жизни не слежу за календарём, а также не слежу за новостями и не читаю газету. Спросишь: а как я тогда разбогател? Сам не знаю – может быть, Бог помог? – Ларс опять расхохотался и резко развернулся в сторону выхода. – До скорой встречи, преподобный!

Дверь с шумом закрылась, и пастор, словно оглушённый внезапным посещением, остался в кабинете один. Впрочем, также в кабинете “остались” неприятный осадок и множество мыслей, которые теперь не спеша текли в его разуме. Он вспоминал, как вчера молился, пытаясь прочувствовать и узнать волю Божью. Ему действительно казалось безумием согласиться на вовлечение во всю эту ситуацию, но в его сердце было чёткое понимание, что как христианин он просто не смеет пытаться избежать этого противостояния и что он определённо должен принять этот вызов, подтвердив на деле: он воистину верит в то, о чём проповедует. При этом Неемия совсем не понимал, откуда вообще у него могут взяться 30000 золотых монет – а ведь если этого не произойдёт в течение буквально нескольких дней, то он просто-напросто, что называется “с треском”, посрамится!

Неемия посмотрел на календарь, висящий справа от стола. Это ж надо: несмотря на такой контраст между ним и Ларсом, всё же у них было кое-что общее: Неемия также не следил за новостями и не читал газету. а ещё он не любил распространённые в то время календари с их изображениями, напоминающими языческие символы. Именно по этой причине висящий перед ним календарь был действительно необычным: его подарила Неемии доченька, которой на тот момент было около 10 лет. Вместе с мамой, то есть супругой Неемии, они составили для папы христианский календарь на февраль – а христианским он был потому, что в этом календаре для каждого из 28 указанных рукою дочурки дней февраля мама подобрала место из Священного Писания. Таким образом, календарь получился и милым, и назидательным. а какое место Писания подобрано на сегодня? Неемия прочитал вслух: “...авраам поверил Богу, и это вменилось ему в праведность”. Пастор задумался над первыми несколькими словами: “...авраам поверил Богу…”, – такие простые слова, но до чего сильно звучат! авраам, отец верующих, остался верен в своём доверии Богу и не постыдился! Так и он, Неемия, будет твёрдо верить Богу и ожидать Его ответа в молитве – и даже если пока вообще непонятно, как именно, но чудо обязательно должно произойти – иначе и быть не может! Ободрённый этим коротким местом Писания, Неемия погрузился в ревностную, горячую молитву…

Несколько дней… Короткий ли это срок, когда проводишь их в напряжённом ожидании? Конечно же, нет. Для пастора первой церкви Стокгольма следующие несколько дней явились временем серьёзного Богоискания, поста и молитвенного ожидания. Несмотря на всё душевное волнение и абсолютное непонимание, откуда и как может прийти ответ, всё же внутренний человек в нём, будучи настоящим духовным воином, просто ликовал, что после долгого затишья наконец-то вступил в духовное сражение. В духе Неемия понимал, что возникшие обстоятельства, казалось бы такие гнетущие, должны каким-то образом оказаться платформой для чуда – для прямого Божьего вмешательства, так чтобы Бог был прославлен и Неемия подтвердил жизнью: Бог живой и Ему можно доверять!

Что же касается Йона, то старший брат наказал ему все эти дни жить у них дома и никуда не уезжать. К Йону начал подступать соблазн пуститься в бега – он думал спрятаться в одной из шведских деревень так, что Ларс его никогда не найдёт. Но Неемия отговорил его, объяснив, что теперь Йон встал на путь честного упования на Бога – а значит, и до самого конца должен вести себя в этой ситуации честно. Он призывал его молиться и читать Библию для укрепления своей веры. “Оставаясь на месте и в покое, вы спаслись бы; в тишине и уповании крепость ваша”, – неоднократно цитировал Неемия братишке строки из Библии.

Наконец, наступило 28 февраля. В сердце Неемии душевное волнение начинало достигать своего апогея, но он всё равно не переставал надеяться на победу и ждать ответ от Бога. Что-то подсказывало ему, что Бог ответит скорее всего в последний момент – в любом случае, он намерен ждать чуда до самой последней секунды, которая будет иметься в его распоряжении. В этот день ему нужно было завершить несколько дел, и, освободившись во второй половине дня, он закрылся в своём кабинете, чтобы никто не отвлекал его от молитвы. Календарь на стене принёс большую отраду сердцу пастора – сегодняшний стих, последний в дочуркином календаре, был особенно особенным для его сердца: “...и узнаешь, что Я Господь, что надеющиеся на Меня не постыдятся.” Эти строки сильно ободряли его сердце и, в привязке к сегодняшней дате, сами по себе уже воспринимались как добрый знак, указывающий на приближающийся ответ от Бога.

Проведя несколько часов в напряжённом молитвенном ожидании, пастор почувствовал, что сильно устал. Насколько он знал, Йон также уединился для молитвы и поста – такое Богоискание со стороны младшего брата служило особым вдохновением для сердца проповедника. Сев за стол, Неемия погрузился в чтение Библии и не заметил, как уснул – дни духовной борьбы и напряжённого ожидания дали о себе знать. Очнувшись, он обнаружил, что на улице уже темно. Настенные часы показывали, что меньше чем через час наступит полночь. Неемии стало не по себе: где же ответ? “Что ж, если ответ не придёт к полуночи, то значит я буду молиться до утра. Если ответ не придёт к полуночи, то буду молиться до утра!” – твёрдо решил он в своём сердце, и снова стал усердно искать Бога в молитве. Вскоре настала полночь, но ответа не было – Неемия остался верен принятому решению и продолжил молиться…

 

Поздним утром Неемия обнаружил себя лежащим на полу в своём кабинете. Голова немного болела. Он вспомнил, что ночью час за часом ходил по кабинету, стараясь не заснуть и молиться. Ближе к утру он всё-таки заснул… “Бог не ответил!” – эта мысль острой болью пронзила его сознание. Всё же он просто не мог это вместить! “Не может быть! Этого просто не может быть! Здесь что-то не так! Бог не мог не ответить!” – пульсировало в его разуме. Резко и воинственно поднявшись с пола, Неемия стал стремительно расхаживать по кабинету туда и сюда, ища решения. Его дух категорически отказывался вмещать идею о том, что Бог просто-напросто не ответил ему. Более того, он как будто духом чувствовал, что здесь что-то не так. Внезапно остановившись у дочуркиного календаря, он снова прочитал последний стих, к 28 февраля: “...и узнаешь, что Я Господь, что надеющиеся на Меня не постыдятся.” Вдруг мысль, несущая надежду, засияла в его разуме: “29 февраля! Не в этом ли году должно быть 29 февраля?” Проповедник веры в живого Бога с огромным оживлением ухватился за эту мысль, показавшуюся ему неожиданным “спасательным кругом”. “Какой теперь год? – 1712!” Быстро проверив в уме, делится ли число “1712” на “4”, Неемия не смел поверить столь радостному открытию, пока не перепроверил верность своего подсчёта. Наконец, он констатировал для себя несущее восторг открытие: вообще-то сейчас на дворе високосный год – вот только дочурка этого не знала, да и супруга упустила! Вот теперь пастор стал узнавать своего Бога: “Прекрасный Боже! Ты испытал меня на верность, а теперь так чудно даришь мне ещё один день! Сегодня непременно придёт ответ – я верю в это всем сердцем, праведный Боже! Радостно провозгласив это, Неемия вспомнил дорогой для своего сердца стих – как раз из книги библейского героя Неемии, где про Бога было сказано: “И Ты исполнил слово Своё, потому что Ты праведен.”

Пастор услышал, что кто-то решительно подходит к его кабинету. “а вот, должно быть, и Ларс Ульсон пришёл”, – подумал он. – “Боже, до чего ты прекрасен! За несколько минут до его прихода ты подарил мне ещё целые сутки!” Действительно: громко постучав, на пороге оказался Ларс. Вид у него был самый что ни на есть благодушный – по-видимому он вовсю предвкушал свою победу. 

– Доброе утро, преподобный! Надеюсь, ты не против, что я прямёхонько к тебе, минуя твоего братика? Уже не стал его искать – авось где прячется! – шутливо-язвительного настроения Ларсу явно было не занимать.

– Доброе утро, Ларс! Вы, наверное, уже за деньгами?

– Пастор, да ты сама проницательность! Хотя, признаться, не совсем так: ведь я-то знаю, что у тебя их нет! Скорее, я пришёл за твоим разоблачением, любезнейший!

– Но разве мы не договаривались, что нам дан срок до конца месяца?

– О чём ты, преподобный? – Календарь висит за твоей спиной!

– Полагаю, вы подметили, Ларс, что это необычный календарь – его подарила мне дочь, и он, так сказать, “ручной работы”. Вот только не судите строго: ей всего около 10 лет, и она, возможно, попросту не знала, что теперь високосный год, – и сегодня, таким образом, не 1 марта, а 29 февраля!

– 29 февраля!? – вопросительно повторил Ларс, немного округлив от удивления глаза. Похоже, это было для него неожиданностью… Подумав с пару секунд, он проследовал к окну кабинета и, по-хозяйски открыв его, выглянул на улицу, высматривая прохожих.

– Уважаемая, какое сегодня число? – фамильярно обратился он к женщине на улице.

– Можно и повежливее, уважаемый! К вашему сведению, 29 февраля вообще-то! – Отрезала она в ответ, закончив на этом разговор, и пошла далее, размышляя на тему, как трудно встретить сегодня в Швеции вежливого мужчину. Осмыслив услышанное, Ларс, кажется, стал быстро возвращаться в прежнее благодушное настроение:

– Что ж, Неемия Хьельтенсон! Днём раньше, днём позже – какая, собственно, разница? Значит, момент истины наступит не сегодня, а завтра – подождём! – С этими словами Ларс зашагал к выходу.

Неемия, испытав неожиданный подъём чувств, вдруг громко произнёс:

– Бог спасёт нас!

Ларс резко развернулся и посмотрел на проповедника:

– Если Бог спасёт вас, то в следующее же воскресенье ты будешь созерцать меня в своей церкви, внимательно слушающего твою проповедь – обещаю! Вот только, вне грёз, жизнь – суровая штука, не так ли? – сказав это, Ларс рассмеялся и, снова громко закрыв за собой дверь, удалился.

Иными словами: “мечтать не вредно” – вот что значила насмешка Ларса, в очередной раз “оставив” неприятный осадок в душе Неемии. Впрочем, он быстро ободрился, вспомнив слова древнего героя, в честь которого он был назван: “...но я тем более укрепил руки мои.”

29 февраля – довольно редкая дата, а конкретно этот день пастор Неемия Хьельтенсон провёл особенно редкостным образом. Вернее, редкостной была направленность его мыслей. Вместо того чтобы провести весь день в уединении, “штурмуя небо” в попытке получить чудо от Бога, Неемия большую часть дня провёл в удивительной безмятежности. Сама неожиданность открытия, что сегодня 29 февраля, а не 1 марта, всерьёз уверила пастора, что его удивительный Бог контролирует происходящее. Плюс к этому, когда он сообщил своей дочке про недостающую дату в её календаре, дочурка даже обрадовалась и так объяснила причину своей радости: “Понимаешь, папа, я хотела, чтобы самый последний библейский стих в моём календаре был как раз из книги Неемии. Но стихи подбирала мама, и я забыла ей сказать об этом. Так что теперь у меня есть возможность завершить свой календарь местом Писания из книги Неемии”. Девочка села с Библией и листала книгу Неемии до тех пор, пока с удовлетворением не остановилась на понравившемся ей стихе. Выбор девочки не только показался отцу удивительным, но и, в контексте происходящих событий, сильно ободрил его сердце. Дочка выбрала всего несколько слов и сама внесла их в календарь: “...это дело сделано Богом нашим.” Именно это и пульсировало в сердце проповедника: каким-то образом ответ уже обеспечен! И через его дочь, как верилось Неемии, сам Бог теперь подтвердил ему это.

Впрочем, ближе к вечеру умонастроение пастора стало меняться. Он осознавал, что до окончательного истечения срока оставалось очень мало времени – и на этот раз 29 февраля уже не обнаружится. Беспокойство постепенно нарастало, и вечером он окончательно разволновался. Вновь закрывшись в своём кабинете, он взывал к Богу, ища ответа. “Боже! Просто не может быть, чтобы Ты не ответил! Ты сказал: “Просите, и дано будет вам”! Ты сказал, что “всякий просящий получает”! Где Ты, о, Боже? Где Твоё чудо и слава Твоя?..”

После нескольких часов долгой, упорной, всеусердной молитвы Неемия посмотрел на настенные часы, и его сердце с болью замерло: часы показывали ровно полночь. Ответ так и не пришёл… “Буду молиться до утра! Буду молиться до утра – и на этот раз я не засну!” – Неемия был очень твёрд в своём решении. Да и ещё бы: для него это была последняя надежда!..

Утром следующего дня в кабинете Неемии Хьельтенсона царила тишина. На востоке занимался красивый рассвет. Неемия остался верен своему слову: в эту ночь он так и не заснул, проведя всю ночь в молитвенном ожидании и размышлении. Теперь для него уже было очевидно: ответ действительно так и не пришёл! Полностью разбитый и обессиленный, он устало сидел за столом. Спать при этом ему не хотелось совсем. Он должен был сделать выбор. Можно ли и нужно ли дальше служить такому Богу, Который не дарует ответа? Стоит ли убеждать себя и других, что можно доверять такому Богу, Который, казалось бы, в самый необходимый момент не появляется “на сцене”, чтобы спасти погибающего и взывающего, того, кто действительно уповает на Него? И можно ли теперь вообще верить Библии? Младший брат сегодня должен отправиться в долговую тюрьму, а 30000 дукатов – это настолько огромная сумма, что неизвестно, выйдет ли он вообще оттуда когда-нибудь… Так как же им теперь жить?.. Горечь неверия и великий соблазн ожесточиться снова и снова подступали к сердцу проповедника – он действительно должен был сделать свой выбор. Он пастор первой церкви города, и этот позор наверняка станет предметом огласки. При всей своей неприязни к газете и новостям, Ларс Ульсон наверняка постарается, чтобы газета напечатала эту историю посрамления христианского проповедника, который якобы обманывал честных граждан города. Или Бога действительно нет, так что он, Неемия, и вправду их обманывал?.. “Хватит!” – вдруг закричал он, разорвав паутину мрачных дум. – “Всё равно я буду верить Тебе, Боже! Я всё равно, всё равно, всё равно буду верить Тебе – вот мой выбор!” – прокричал он с львиной решимостью, окончательно остановив поток мрачных мыслей в своём разуме, а затем повергся на пол и безудержно разрыдался как ребёнок. Волна сокрушения, умиления и небесного присутствия захлестнула его душу, и, проведя какое-то время в молитве и рыданиях, Неемия Хьельтенсон окончательно смог довериться Богу и Его неисповедимым путям. “Я молю Тебя теперь только об одном, мой Боже,” – молился он из глубины своего сердца, – “вразуми меня, как мне теперь быть!” Он провёл ещё несколько минут в молитве, пытаясь прочувствовать Божью волю и Божий для него ответ. В его разуме засияло лишь одно простое, но такое главное, слово “любовь”. Осмыслив это, проповедник решил: “Что ж, поищу ответ у апостола любви, Иоанна!” Утвердившись в этой мысли, он дотянулся до Библии, лежащей на столе, открыл Первое послание апостола Иоанна и коленопреклонённо начал с самого начала его читать. Прочитав первые 2 главы, он приступил к третьей и, прочитав 16-й стих, остановился, а затем ещё раз прочитал его вслух: “Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев.” Всё: он получил для себя ответ! Он просто не смеет обречь на погибель неутверждённую душу своего младшего брата, позволив заточить его в долговой тюрьме – он сядет в неё вместо него! Да, это единственно верное решение – и другого решения просто не может быть в этих обстоятельствах! Ведь он, Неемия, сознательно вовлёкся в эту ситуацию, он сознательно взял на себя ответственность, и теперь он просто не смеет отрекаться от неё – он будет честным до конца! Что же касается его жены и дочки, то с такой любящей церковью, с такими любящими служителями и прихожанами они точно не пропадут! Любящая и верная церковная семья обязательно о них позаботится – решено! Что же касается Бога, то он, Неемия Хьельтенсон, будет доверять Ему, любить Его и служить Ему до самого последнего вздоха! Он останется Ему предан до самого конца – и это его окончательный выбор! Аминь.

Понимая, что с минуты на минуту в дверь его кабинета постучит Ларс Ульсон, пастор поднялся с колен и, сев за стол, спокойно продолжил чтение Послания Иоанна, дожидаясь Ларса. Ждать пришлось недолго: вскоре раздался решительный стук в дверь, и, после приглашения войти, на пороге оказался Ларс. Увидев усталый вид пастора, он тут же осознал, что чуда не произошло и дал волю своему восторгу:

– Добрейшее утро, преподобный! Как-то ты сегодня плохо выглядишь что ли!

– Доброе утро, Ларс! Не обращайте внимания – мы можем сразу перейти к делу. Присаживайтесь!

– Что ж, представляешь: даже не откажусь! – похоже, хорошее настроение Ларса начинало достигать своего апогея.

Неемия собирался-было озвучить Ларсу своё решение отправиться в долговую тюрьму вместо Йона, но Ларс опередил его, заговорив первым:

– Что ж, любезнейший! Итак, мы оба знаем, что расплачиваться вам нечем и даже Бог вам не помог! Так что теперь просто выслушай меня. – речь Ларса стала как будто чуть менее язвительной и даже начинала приобретать добродушный тон. – Мы также оба знаем, что в нашем идеологическом противостоянии я одержал полную победу, а ты потерпел полное поражение. Таким образом, мы доказали, что плохим героем в этой истории являешься именно ты, а не я. Впрочем, я понимаю, что ты сам не более чем фанатичная жертва своей религии. И теперь я, которого отныне ты должен почитать как своего благодетеля, хочу ещё больше доказать тебе, что правда и истина именно на моей стороне, а не на твоей. Помнишь, я сказал тебе, что я отнюдь не плохой человек? Позволь теперь напоследок доказать тебе и это моё утверждение. – С этими словами, Ларс положил на стол какую-то бумагу, похожую на документ, которую всё это время он держал в руках. – Я только что был в стокгольмском банке, где у меня хранятся 30000 дукатов. а это, – Ларс указал на бумагу, – чек на 30000 дукатов.

Понятие “банковский чек” было по тем временам, пожалуй, только зарождающимся, и Неемия почти не знал, как это работает. Тем не менее он понял, что лежащая на столе бумага каким-то образом представляет или заменяет собой 30000 золотых монет. Ларс продолжил:

– Так вот, идеологическая победа и развенчание вашей религиозной лжи – это всё, что мне на самом деле было нужно. Свой “гонорар”, а также массу удовольствия, я уже получил от этой истории – и получу ещё: можешь не сомневаться, что история о твоём поражении станет достоянием общественности. Что же касается твоего милого, простодушного братика, то у меня нет ни желания, ни намерения отправлять его в долговую тюрьму. а насчёт тебя я знаю, что хоть ты и фанатик, но человек честный. Итак, я предлагаю вам следующий выход: прямо сейчас я дарю тебе чек на 30000 дукатов, а ты тут же обратно переоформляешь его на меня, покрывая таким образом тот долг, в который ты, спасая своего брата, вовлёкся по доброй воле. Всё, что от тебя требуется, это теперь же подписать этот чек, подтверждая принятие дарственной – сотрудник банка и я свои подписи уже поставили. Согласись, что это лучше, чем на многие годы отправить братика в долговую тюрьму? – Ларс попытался мило улыбнуться, но Неемия уловил явную ноту прежней язвительности.

Поднявшееся в пасторе чувство собственного достоинства, в союзе со всей доступной ему религиозностью, воспротивились предложению Ларса. “Что бы я когда-нибудь подписал такой чек?!” – начал внутренне возмущаться он. Но вдруг тихий нежный голос, как будто уже знакомый Неемии, проговорил к его сердцу, принося небесный покой и умиротворение: “Ободрись и действуй!” Религиозность проповедника продолжала спорить: “Да разве это не будет выглядеть как согласие со своим поражением?!” – Но небесное понимание настойчиво продолжало пульсировать в его сердце: “Ободрись и действуй!” Проповедник вспомнил, что это слова из книги Ездры, но всё же не мог до конца успокоиться. Мысленно он взмолился: “Боже! Если это Ты, то прошу: дай мне ещё хоть одно место Писания!” – и, к некоторому удивлению Ларса, стремительно потянувшись за Библией, раскрыл её примерно на середине. Его взор упал на строки из 17-го Псалма: “С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним — искренно, с чистым — чисто, а с лукавым — по лукавству его, ибо Ты людей угнетённых спасаешь, а очи надменные унижаешь.” Пастор обратил особое внимание на ту мысль, что с лукавым Бог поступает по лукавству его. Вспомнив, каким нечестным путь Ларс вовлёк его братишку во всю эту историю с долгом в 30000 дукатов, Неемия в духе понял, что каким-то образом эти строки являются для него теперь прямым ответом или даже указанием к действию. Переживший этим утром глубокое сокрушение и умиление сердца, он не стал более противиться и безропотно протянул руку к чеку. Затем, поколебавшись ещё минуту, он мысленно доверил себя Богу и, наконец, подписал чек. С этой секунды 30000 дукатов легально перешли в его собственность.

Ларс, всё это время ожидавший его решения, встал на ноги и в очередной раз не скрыл своего восторга:

– Прекрасно, Неемия Хьельтенсон! Там, где Бог тебе не смог помочь, на помощь пришёл Ларс Ульсон!

Эта последняя насмешка стала для Неемии особенно болезненной. На его глазах навернулись слёзы. Не спавший всю ночь и сильно уставший, утомлённый за эти несколько дней душевного напряжения или уже просто вконец измученный, он тяжко вздохнул и опустил голову. Его глаза бесцельно смотрели на лежащий перед ним чек, остановившись на указанной внизу дате. Вдруг считываемая взором информация дошла, наконец, до его сознания. Резко подняв голову и с неожиданной силой посмотрев на стоящего Ларса, Неемия произнёс:

– Похоже, что чек-то ваш недействительный! Вы видели, какая на нём стоит дата?

– Разве я уже не объяснял, что я не обращаю внимания на эти мелочи? – резко ответил Ларс. – Что значит “недействительный”?

– Вот, пожалуйста! – указал пастор на лежащий перед ним чек. – Рядом с подписью сотрудника банка указана дата: “30 февраля”.

– Что ещё за глупость?! – возмутился Ларс, – и всмотрелся в документ. И действительно: на нём чёрным по белому значилось: “30 февраля 1712 года”.

Из-за двери стал раздаваться какой-то грохот, и через несколько секунд в кабинет вбежал Йон с горящими глазами и необыкновенным воодушевлением. Увидев в кабинете не только Неемию, но и Ларса, он растерялся, но тут же вернулся в своё зажжённое состояние и, даже не поздоровавшись, стремительно заговорил:

– Вы это слышали? Вы это слышали? Вы слышали, какой сейчас месяц и какое сегодня число? – Дав на размышление своим слушателям не более секунды, он быстро продолжил. – Сегодня всё ещё февраль! То есть сегодня не 1 марта, а 30 февраля! Я только что узнал об этом, услышав разговор на улице. Оказывается, об этом уже давно сообщалось в газете – вот только в доме Неемии их не бывает. а тут услышал, и вот: решил сразу сообщить!

– О чём ты вообще здесь говоришь? – медленно и раздражительно спросил оторопевший Ларс.

Только что почерпнувший подробные сведения Йон пустился в объяснения:

– По светлому решению его превосходительства короля Карла XII, в связи с отказом переходить на григорианский календарь и возвратом к юлианскому календарю, февраль 1712 года в Шведском королевстве насчитывает не 28 и даже не 29, а 30 дней! Это постановление касается всего королевства и действует на территории всей Швеции²!

---

²Эта информация про 30 февраля 1712 года в Шведском королевстве является исторически точным фактом. [Для более подробной информации см. историческую справку в конце рассказа.]

Ларс снова впал в оторопь, а затем, куда менее заносчиво и самоуверенно, чем вчера, подошёл к окну, открыл его и обратился к проходящей мимо женщине:

– Извините, пожалуйста! Не будете ли вы так любезны – сообщить мне, какое сегодня число?

Женщина, оценившая такую вежливость, приветливо ответила:

– Да, конечно! Сегодня 30 февраля – и, похоже, сегодня это является главной темой во всей стране! Хорошего вам дня! – Сказав это, она пошла далее, размышляя на тему, что всё-таки в Швеции ещё можно встретить вежливого мужчину.

Находясь в глубоком недоумении, медленно и тихо, Ларс Ульсон закрыл окно и развернулся. Перед ним стоял Неемия Хьельтенсон. Со светящимися глазами он протянул Ларсу чек на 30000 дукатов и торжественно сказал: “Итак, всё-таки чек действительный! Он свидетельствует, что я являюсь легальным владельцем 30000 золотых монет, хранящихся в банке Стокгольма. Теперь я передаю этот чек в вашу собственность и тем самым полностью погашаю задолженность моего брата перед вами в размере 30000 дукатов. Мой брат, присутствующий с нами здесь, не только является свидетелем происходящего, но и подпишет, если нужно, все необходимые документы для переоформления этого чека на ваше имя. Я также готов подписать всё, что для этого потребуется. Что же касается нашего столь подчёркиваемого вами идеологического противостояния, то и вам, и мне только что стало вполне очевидно: победа оказалась не за вами, а за Богом – а значит, и за нами! Согласно договорённости, долг Йона перед вами должен был быть погашен до конца февраля, и, как только что выяснилось, ещё не наступил и вечер последнего дня февраля, пускай только и в нашей стране, – и вот вам 30000 дукатов, которые легально стали моей собственностью! В Библии, которую вы так презирали до сего дня, сказано, что Бог с лукавым поступает по лукавству его. Так вот, заметьте, Ларс: мы оба знаем, насколько нечестным путём вы вовлекли моего брата в эту историю, – и Бог не допустил, чтобы мы выплатили вам хотя бы один риксдалер из нажитых нами денег. Но ваше лукавство обратилось против вас! Что же касается газеты и широкого оглашения всей этой истории, то я только за – прошу лишь, чтобы всё было рассказано честно: живой Бог прославился, да и я проповедовал людям истину, говоря, что Богу можно доверять! Также напоминаю вам про ваше обещание, то есть жду вас на следующее воскресное собрание! И напоследок: позволю себе ещё процитировать вам из самой надёжной, достоверной и, откровенно говоря, Божественной книги, которая только есть на этой земле: “Подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог, судящий на земле!”

***

В первое воскресенье марта Неемия Хьельтенсон стоял за кафедрой в своей церкви, чтобы начать проповедь. Помимо постоянно посещавших церковь прихожан сегодня в зале присутствовали ещё два человека. На первом ряду справа сидел младший брат пастора, Йон Хьельтенсон, который в историческую дату, 30 февраля, принял историческое решение касательно своей души и в искреннем покаянии посвятил себя Богу. На первом ряду слева сидел Ларс Ульсон, один из богатых жителей Стокгольма. Было заметно, что он несколько смущён – но, по крайней мере, он сдержал своё слово и пришёл.

Помолившись, пастор начал свою проповедь: “Давайте откроем 33-й Псалом и прочитаем со 2-го по 4-й стих: “Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих. Господом будет хвалиться душа моя; услышат кроткие и возвеселятся. Величайте Господа со мною, и превознесём имя Его вместе.” Аминь.”

***

А памятный календарь на февраль 1712 года, подаренный дочкой, Неемия сохранил. 30 февраля, узнав про эту дополнительную дату, он и дочурка согласились внести в календарь место Писания и к этой дате, из книги Неемии 9:8: “И Ты исполнил слово Своё, потому что Ты праведен.” Аминь.

***

Список использованных мест Писания (в порядке их появления):

• Откр. 21:7: "Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном."


• Гал. 3:6: “Так авраам поверил Богу, и это вменилось ему в праведность.”


• Ис. 30:15: “ибо так говорит Господь Бог, Святой Израилев: оставаясь на месте и в покое, вы спаслись бы; в тишине и уповании крепость ваша; но вы не хотели”


• Ис. 49:23: “И будут цари питателями твоими, и царицы их кормилицами твоими; лицем до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих, и узнаешь, что Я Господь, что надеющиеся на Меня не постыдятся.”


• Неем. 9:8: "и нашёл сердце его верным пред Тобою, и заключил с ним завет, чтобы дать семени его землю хананеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, иевусеев и гергесеев. И Ты исполнил слово Своё, потому что Ты праведен."


• Неем. 6:9: "Ибо все они стращали нас, думая: опустятся руки их от дела сего, и оно не состоится; но я тем более укрепил руки мои."


• Неем. 6:16: "Когда услышали об этом все неприятели наши, и увидели это все народы, которые вокруг нас, тогда они очень упали в глазах своих и познали, что это дело сделано Богом нашим."


• Ев. от Матфея 7:7: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам;"


• Ев. от Матфея 7:8: "ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят."


• 1 Иоан. 3:16: "Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев."


• Езд. 10:4: "Встань, потому что это твоё дело, и мы с тобою: ободрись и действуй!"


• Пс. 17:26-28: "С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним — искренно, с чистым — чисто, а с лукавым — по лукавству его, ибо Ты людей угнетённых спасаешь, а очи надменные унижаешь."


• Пс. 57:12: "И скажет человек: «подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог, судящий на земле!»"


• Пс. 33:2-4: "Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих. Господом будет хвалиться душа моя; услышат кроткие и возвеселятся. Величайте Господа со мною, и превознесём имя Его вместе."

***

Историческая справка

30 февраля — календарная дата. По григорианскому календарю в феврале 28 дней (в високосном году — 29 дней). Исключение имело место в Швеции, когда в 1712 году в целях корректировки календаря в феврале, помимо 29-го, также назначили и 30-е число.

В 1699 году в Шведском королевстве (которое в то время включало и Финляндию) решили перейти с юлианского календаря на григорианский. Однако шведы не стали сдвигать календарь на 11 накопившихся к тому времени дней вперёд, а решили делать переход постепенно, пропуская високосные года в течение 40 лет, то есть все эти годы после 28 февраля должно было идти 1 марта и каждые 4 года они на один день приближались бы к григорианскому календарю. Таким образом, 1700 год был невисокосным годом в Швеции. Однако, несмотря на принятый план, 1704 и 1708 годы были високосными. Из-за этого в течение 11 лет шведский календарь опережал на один день юлианский календарь, но отставал на десять дней от григорианского. В 1711 году король Карл XII решил отказаться от реформы календаря и вернуться к юлианскому календарю. Для этого в 1712 году в феврале были добавлены два дня и, таким образом, в Швеции в 1712 году было 30 февраля. Окончательно Швеция перешла на григорианский календарь в 1753 году обычным для всех стран способом — день, следующий за 17 февраля, объявили 1 марта.

[Информация взята из статьи в Википедии “30 февраля”.]

– Таша, ты опять не убрала за собой краски! – в голосе старшей сестры, раздавшемся из другой комнаты, чувствовалась нотка негодования. Таша была единственным человеком искусства в семье, и как она сама раньше любила пошутить: “В семье не без художника!”

– Ах, да! Это я просто отвлеклась только что… Вспомнила кое-что срочное и отвлеклась. Ты прости, пожалуйста! – Таша поспешила исправить ситуацию.

С тех пор, как несколько месяцев назад Таша стала ходить на эти “странные” собрания в эту “странную” церковь, старшая сестра Таши, Арина, не могла не заметить радикальную перемену в поведении сестры. Они обе уже выросли – Арина училась в институте, а Таша была старшеклассницей, -– и, конечно же, Арина хорошо знала свою сестру за столько лет. Но с недавних пор Таша явно преобразилась: стала такой покладистой, послушной, даже почтительной – и это та самая Таша, которая раньше была такой упрямой!.. Да ведь раньше её было недопроситься! Вот даже и теперь: Таша незамедлительно поспешила устранить свой творческий недосмотр по первому замечанию… Более того, Арина не могла не заметить, что с тех пор, как младшая сестра стала посещать эту самую церковь, в её глазах загорелся удивительный огонёк доброты и света, а в их типичной столичной квартире стали вдруг произноситься такие нетипичные для молодёжи слова как “вера”, “Библия” и “молитва”. А имя “Иисус” за последние два месяца Арине пришлось услышать раз в десять чаще, чем за всю жизнь до этого – и это от младшей-то сестры!.. “Да уж, тут всё серьёзно...” – подумала Арина, и со смешанным чувством пошла в свою комнату.

А Таша в это время аккуратно относила неоконченный пейзаж в свою́ комнату. С тех пор как она пережила встречу с Иисусом и познала Его как своего Спасителя, Таша стала особенно ценить тот факт, что у неё тоже была своя личная комната, потому что девушку стало с необычайной силой тянуть к уединению и молитве – живому общению с Богом!..

Проходя мимо зеркальной двери шкафа, девушка остановилась, отложила картину в сторону и снова с внутренней болью решилась посмотреть на своё отражение. С тех пор, как она стала христианкой и мощный Божественный свет ворвался в её душу, – за прошедшие месяцы, наверное, ничто не омрачало её небесной радости, кроме этого... Недели три назад по непонятной причине у неё сильно воспалился левый глаз, так что у девушки образовалась сильная припухлость, нарушавшая симметрию её красивого молодого лица. Мама поначалу говорила, что это обычное гнойное воспаление, называемое в простонародье ячменем, но ячмень, как известно, проходит максимум дня за четыре, а у Таши воспаление, похоже, совсем не собиралось проходить или, что ещё хуже, наоборот, за прошедшие недели как будто даже увеличилось… Ещё и старшая сестра (хоть, возможно, и из лучших мотивов) около получаса просидела в интернете, исследуя исключительно эту тему – в результате чего вся семья узнала о том, что простой ячмень в редких случаях даёт осложнение, и тут уже начинаются какие-то медицинские названия, уже сами по себе неприятные. Так что в итоге мама даже заговорила про больницу. Впрочем, до сего момента Таше успешно удавалось её успокоить… Девушка прервала свои мрачные думы и отвела взгляд от зеркала на личную Библию, с недавних пор отвоевавшую постоянную территорию на Ташином письменном столе. “Вот Бог – спасение моё: уповаю на Него и не боюсь…” – вспомнились ей слова, которые она прочитала с утра из книги пророка Исаии и которые уже несколько раз за прошедшие часы успокаивали её душу.

– Ну что, Лёша, всё будет хорошо? – ободрившись, спросила она с ноткой оптимизма в голосе.

– Да, да, конечно! – раздался голос откуда-то из-за шкафа.

– Лёша, умница ты мой! – Девушка ещё больше ободрилась, а в мыслях у неё прозучало “О, Иисус, спасибо Тебе!” В это время Лёша выпорхнул из своего укромного местечка над письменным столом и изящно “приземлился” на плечо хозяйки – маленький красивый попугай, питомец Таши и – по совместительству – её немногословный собеседник. А собеседник из Лёши был действительно немногословный: на данный момент он знал всего две фразы. Первой фразе его научил её папа – как раз перед тем, как подарил попугая своей дочери. Дело в том, что папе показалось неинтересным дарить дочурке попугайчика, который бы вообще не умел разговаривать, и поэтому – то ли ради шутки, то ли шутки ради – он научил его произносить: “Наша Таша!” Не сказать, чтобы выбранная папой фраза приводила девушку в восторг, но даже она вынуждена была признать, что это было забавно – особенно в день первого знакомства с Лёшей. Второй фразе – “Да, да, конечно!” – научила пташку сама хозяйка, по плану которой это был только первый, базовый урок (среди многих задуманных) по освоению русского языка её питомцем; и в былые времена (то есть до обращения девушки) эта фраза уже весьма пригождалась. Например, если мама спрашивала: “Девочки, кто не убрал за собой посуду?” – раньше Таша могла обратиться к Лёше, сидевшему у неё на плече, и спросить: “Лёша, это Арина?” – и он, бывало, отвечал подобно беспристрастному свидетелю в зале суда: “Да, да, конечно!” Это было забавно. Но ещё более забавно было, когда в подобной ситуации требовалось найти виновного и на вопрос хозяйки: “Лёша, это Арина?” – Лёша вдруг выдавал: “Наша Таша!” Тут уже ликовала Арина, а не Таша, и хозяйка не знала, как научить птичку говорить “по программе”. Впрочем, после знакомства с живой верой девушка оставила подобные шутки над своей сестрой, а однажды даже попросила у Арины за это прощения. В общем, с этих же пор приостановились и Лёшины занятия по освоению русского языка – видно, хозяйке, захваченной новыми переживаниями и эмоциями, было некогда… Или она просто усомнилась в том, что стоит вкладываться в многословие своего питомца.

Как бы там ни было, только что Лёша очень уместно распорядился доступным ему лексиконом, и именно за это девушка мысленно поблагодарила Иисуса. “Всё будет хорошо, ведь Сам Бог – спасение моё: уповаю на Него и не боюсь!” – мысленно проговорила себе Таша. Её мысли действительно несколько успокоились, девушка села за письменный стол и взяла в руки учебник по геометрии.

Домашнее задание никто не отменял, а сегодня оно было необычным. Учительница задала самостоятельно изучить параграф под звёздочкой – а это означало, что данный параграф не являлся обязательным материалом школьной программы в связи с его повышенной сложностью. Геометрия в принципе нелегко давалась Таше, как и многим в её классе. Плюс ещё и экзамены приближаются – и тут вдруг учительница задала необязательный материал как обязательное домашнее задание. Таша понимала, что многие её одноклассники и одноклассницы были настолько возмущены этим фактом, что они демонстративно проигнорируют это задание, а часть ребят, вероятно, даже прогуляет завтрашний урок по геометрии. Раньше Таша как рыба в воде чувствовала себя среди своих сверстников и поддерживала подобное поведение, но теперь она, конечно же, стала резко выделяться своим кротким и послушным нравом, как и подобает христианке с горящим сердцем. Поэтому, несмотря ни на что, Таша решила выполнить домашнее задание – по крайней мере, попытаться это сделать.

Итак, она открыла учебник на нужной странице и ещё раз перечитала название параграфа: “Николай Лобачевский и неевклидова геометрия”. Минут на сорок девушка погрузилась в ознакомление материала, который показался ей даже интересным, хоть и, вероятно, более непонятным, чем понятным. Прочитанное девушка поняла следующим образом. Древнегреческий математик Евклид, который, может быть, даже считается отцом такой науки как геометрия, выдвинул несколько постулатов или аксиом – то есть утверждений, истинность которых очевидна и не требует доказательства – на которых базируется доказательство всех последующих теорем. И среди прочих особо знаменитым стал пятый постулат, который отличался от всех предыдущих сложностью своей формулировки или своей “неочевидностью”. Даже через несколько секунд после его прочтения Таша не смогла бы точно воспроизвести его формулировку. Но вот другой античной философ – Прокл – считается автором более простой формулировки, которая при этом признаётся равносильной пятому постулату Евклида и звучит примерно так: “Если имеются прямая и точка, не лежащая на ней, то через эту точку можно провести только одну прямую, которая будет параллельна данной прямой”. Пока что, казалось бы, всё более-менее понятно. Но вот учёным на протяжении веков этот пятый постулат особо не давал покоя, и они раз за разом пытались его то ли доказать на основании предыдущих четырёх постулатов, то ли ещё что-то с ним сделать – и зачем им это было надо, Таше не было до конца понятно. В общем, у них никак это не получалось, и вот (уже ближе к нашим временам) кого-то из них озарила мысль: а что если пятый постулат потому и не удаётся доказать, что он не является абсолютной или исчерпывающей истиной? Что если через точку, не лежащую на прямой, можно провести больше, чем одну прямую, ей параллельную? Начиная с этого места Таше уже было особенно понятно, почему параграф отмечен звёздочкой – и ей потребовалось воображение, чтобы сколько-нибудь понять, о чём вообще идёт речь.

– Но ведь очевидно, что на плоскости через точку, не лежащую на прямой, можно провести только одну параллельную прямую! – воскликнула Таша, не выдержав в какой-то момент.

– Да, да, конечно! – отозвался Лёша откуда-то сверху. “Ну надо же: опять в точку!” – подумала Таша про своего попугая, и продолжила вникать в материал. Похоже, что учёные пришли к такому же выводу, что и Таша: на плоскости может быть только одна такая прямая. Но суть их новаторских идей сводилась как будто к следующему: а что если за рассматриваемую реальность взять не плоскость, а, скажем, сферу – или какое-то ещё искривлённое пространство? Красивые графические изображения, сопровождавшие материал учебника, помогали Таше хоть как-то понять слова, которые в существенной доле явно начали “лететь” выше её сознания. Например, была изображена сфера, которая, подобно глобусу, вся была очерчена линиями (наподобие широты, долготы или линии экватора), которые, оказывается, все были параллельными и при этом обязательно пересекались. “Таким образом, – делался в учебнике промежуточный вывод, – если вместо плоскости в качестве рассматриваемой действительности взять сферу, то через точку вне прямой нельзя будет провести даже одну прямую, параллельную данной, так чтобы эти две прямые не пересекались – то есть на сферической плоскости любые две параллельные прямые обязательно пересекутся, – что доказывает ложность пятого постулата на такой плоскости.” А вот русский учёный девятнадцатого века, Николай Лобачевский, который первым осмелился публично озвучить революционное открытие, предложил другую искривлённую плоскость, в которой – опять-таки в опровержение пятого постулата Евклида – можно было провести две параллельные прямые через одну точку, не лежащую на изначально заданной прямой! Но здесь Таше даже не помогло цветное графическое изображение какой-то искривлённой и словно вогнутой плоскости, связанной с именем Лобачевского. И хоть девушке было приятно за русскую фамилию в математике мирового уровня, всё же ей было непонятно, как можно быть таким умным – да ещё и в девятнадцатом веке! В общем, к концу параграф стал опять хоть немного более понятен, и концовку Таша поняла примерно так: наука сделала огромный шаг вперёд, и – в общем, в общем, в общем – в двадцатом столетии по небу залетали самолёты…

Девушка отложила учебник в сторону. К этому моменту у неё уже успела разболеться голова, и по-прежнему ноющей болью давала о себе знать противная припухлость на глазу. “Наверное, я просто устала”, – подумала она. И действительно, спала она всего несколько часов, так как накануне до глубокой ночи пыталась нарисовать задуманный пейзаж – но вдохновение так и не пришло…  Таша посмотрелась в зеркальце, которое стояло у неё на письменном столе, и её уставшему сознанию показалось, что припухлость – это какое-то злое существо, которое подобно непрошенному гостю нагло уселось на её лице и теперь всё портит. Душевная боль нахлынула на девушку с новой силой, и она в порыве чувств решительно низвергла зеркальце на стол отражением вниз, а после нескольких секунд встала – и вообще убрала зеркальце в выдвижной ящик. “Давно пора было это сделать” – пронеслось у неё в мыслях. И действительно: с тех пор, как она покаялась, у неё не раз уже возникало желание избавиться от этого зеркальца на столе – словно что-то подсказывало ей: “Слишком часто смотреться в зеркальце не красит тебя как христианку и противоречит как скромности, так и позиции веры в то, что с твоим лицом всё будет хорошо!”

После такой расправы над зеркалом в душе девушки стало на несколько секунд светлее, но то, что она успела в нём увидеть, стало открытой дверью для дальнейшей атаки её разума негативными мыслями, и девушка, тяжело вздохнув, снова села и прильнула головой к письменному столу под натиском новой волны мрачных дум. Она думала о том, что хоть она и христианка и хоть в своём сердце она знает, что действительно любит Иисуса – всё же насколько естественным является её желание быть красивой, то есть иметь ту природную красоту, которую подарил ей Бог, и как не хочется быть обезображенной какой-то мерзкой болезнью. Она думала о том, до чего непросто ей было ходить теперь в школу или даже просто выходить на улицу. Хождение в школу, то есть в ту тёмную атмосферу, которая там царила, стало тягостным для Таши с того самого времени, как она влюбилась в Иисуса. Теперь же каждый час в школе стал для неё особенно мучительным хотя бы только потому, что она просто элементарно стеснялась появившейся припухлости на её лице. “Да, быть некрасивой – это тяжёлое испытание!.. Что же мне теперь делать?..” – мысли продолжали течь одна за другой. Она чувствовала, что вера в Бога приносила ей сильное облегчение – до уверования она бы вообще убивалась горем в такой ситуации. Теперь же, когда она так отдалилась от своих одноклассников и одноклассниц, её на самом деле не сильно беспокоило их мнение по поводу её внешности. Но вот Игорёша… Игорь учился в параллельном классе и всегда казался Таше каким-то особенным. Уже давно она испытывала к нему особенно нежное чувство... Впрочем, после уверования ей как будто “полегчало”, потому что она понимала, что теперь она должна быть особенно осторожна “на этом фронте” – да это было и легко, так как ничто не могло превзойти её отношения с Иисусом. Сложнее ей стало только недавно, когда несколько недель назад Игорь каким-то образом (абсолютно независимо от Таши) стал регулярно приходить на собрания в ту же самую церковь, в которую ходила Таша! Впрочем, девушка не торопилась анализировать свои чувства – в этом вопросе она также теперь училась доверять Богу и всё отдавала Ему в молитве. Одно было очевидно: из-за своей нынешней внешности Игорёшу она стеснялась больше всех, даже избегала что ли – и ей самой это не нравилось. Игорёшей она, конечно же, называла его только в мыслях – при их редких встречах она называла его Игорем, а не Игорёшей, а вообще друзья зовут его просто…

Уставшая девушка прямо там, за письменным столом, незаметно для себя погрузилась в тревожный сон. Через несколько минут полного забытья ей стали сниться или чудиться (ведь она-то не знала, что уже спит) всякие ломаные линии, тригонометрические фигуры и искривлённые в пространстве плоскости – тут явно сказывался прочитанный параграф… Наконец, Таша очутилась в светлой просторной комнате, причём очень необычной – вся комната была заставлена зеркалами, причём весьма разнообразными, большими и маленькими, цветными и бесцветными, целыми и треснувшими, с хорошей отражающей способностью и со слабой отражающей способностью.

“Мир тебе!” – Таша резко обернулась, отчётливо услышав позади себя самый красивый мужской голос, который она когда-либо слышала.

– Иисус! О, это Ты! – с великой любовью и восторгом воскликнула девушка, увидев перед собой скромно одетого, но при этом наикрасивейшего молодого мужчину, вид которого (при том, что он был одет вовсе не по-царски) был настолько царственным, даже Божественным, что внушал всё мыслимое и немыслимое уважение, которое только может испытать душа человека. Таша не увидела нимба или какого-то особого свечения, ореола или чего-то подобного – но при этом она каким-то образом вполне достоверно знала, что перед ней стоял Сам Иисус. При этом в Его глазах читалась невероятная любовь и уважение к Таше – лично к ней, индивидуально к ней и именно к ней! Великая небесная радость наполнила сердце юной христианки, смотревшей на своего Спасителя. При этом Иисус молчал, и опять каким-то удивительным образом Таша знала, что сейчас не время для длинных диалогов, что ей почему-то не следует ничего Ему говорить – даже если бы ей очень этого хотелось. Девушка достоверно понимала: она здесь для какой-то конкретной цели.

“Припухлость!” – прежняя горестная мысль ядовитой стрелой пронзила её сознание, и Таша по привычке прикрыла рукой левый глаз и резко отвернулась. Недостатка в зеркалах здесь не было, а она как раз захотела срочно посмотреться в зеркало, чтобы понять: в этой необычной реальности – и в присутствии Иисуса – осталась ли у неё какая-то проблема с глазом или нет. Увидев своё отражение в большом зеркале (находившемся примерно в трёх метрах от неё), Таша непроизвольно издала тягостный стон: припухлость была ещё больше и противнее, чем несколько минут назад, когда она смотрелась в зеркальце на письменном столе! Взгляд Таши стал скользить вправо и влево по разным зеркалам, и всего через несколько секунд от её огорчения не осталось и следа – оно было резко вытеснено великим удивлением и сплошным недоумением: в зеркале справа у неё вообще не было припухлости, и она была красива как раньше, но в зеркале на полуметр правее припухлость была ещё больше чем в первом зеркале; в зеркале слева припухлость была такой маленький, как в первые дни, когда эта проблема только возникла, а в зеркале ещё левее припухлости опять не было, но Таша с ужасом увидела на своём лице морщины, которых никогда не было – словно в отражении она была лет на десять старше, чем сейчас! Да уж, происходящее настолько поглотило внимание девушки, что на короткое время она даже забыла о присутствии Иисуса в комнате. Возможно, это было связано также с тем, что Иисус почему-то не отражался ни в одном из этих зеркал – но девушка так была вовлечена в возникшую проблему, что не заметила это удивительное явление. Впрочем, явное присутствие Иисуса было слишком ярким и редким событием, чтобы забыть о нём надолго – девушка резко опомнилась и обернулась, чтобы посмотреть на Иисуса. Он стоял неподвижен и нежно, спокойно смотрел на неё – так спокойно, что это спокойствие за считанные секунды передалось и ей. Каким бы запутанным или непонятным ни было происходящее, всё будет хорошо, потому что здесь Иисус – теперь Таша точно это поняла. Ей вдруг вспомнился стих, на который недавно проповедовал один из проповедников в её церкви: “Ты будешь хранить его в совершенном мире – того, чей разум сосредоточен на Тебе, потому что он доверяет Тебе”. Таше показалось, что она, глядя на Иисуса, как раз испытывает этот Божественный мир. Иисус, по-прежнему, не открывал уст, глядя на неё, но взглядом словно нежно подталкивал и ободрял её продолжить своё исследование комнаты зеркал и вникнуть в возникшую загадку, чтобы найти ответ. Таша на миг отвела взгляд, и вдруг в её сознании раздалось: “Слава Божия – облекать тайною дело, а слава царей – исследовать дело”. Девушка тут же снова посмотрела на Иисуса: Его губы не шевелись – так что ей показалось, будто Иисус общается с ней напрямую через мысли. При этом юная христианка (снова каким-то необъяснимым для неё образом) достоверно знала, что каждая реплика, воспринятая ей от Иисуса, была точной библейской цитатой – хотя она читала Библию всего несколько месяцев, и, конечно же, не знала, где это находится.

Итак, Таша точно поняла, чего ожидает от неё Иисус, и стала спокойно, внимательно озираться по сторонам. Зеркал здесь было так много и расставлены они были так хаотично, что если бы комната не была настолько просторной, то получился бы самый настоящий лабиринт из зеркал. При этом Иисус, Божественно безмятежный, стоял как будто в самом центре комнаты, все стены которой также были увешаны разнообразными зеркалами. Таша робко стала делать шаги по комнате, всматриваясь в разные зеркала, которых здесь были сотни, если не тысячи, но уже через несколько шагов ей стало как-то не по себе – с каждым шагом отдаления от Иисуса ей как будто становилось всё тревожнее… Да и в целом это было жуткое явление: в каждом зеркале она видела отражение самой себя, которое чем-нибудь отличалось от отражений в других зеркалах – и она не была уверена, что хотя бы в двух из этих зеркал она отражалась одинаково. Жутким было также и то, что в результате она не знала, чему ей верить – ведь в обычной жизни она так привыкла верить зеркалу как неоспоримо верной истине! А что делать в ситуации, когда “неоспоримо верных истин” оказывается так много и все они говорят разное? Тут на помощь Таше пришла обычная земная смекалка, и она решила просто пощупать свой глаз. Быстрым движением она поднесла свою левую руку к глазу и к своему ужасу нащупала огромную выпирающую припухлость на левом глазу…

“Сердце мудрого – на правую сторону”, – прозвучало в сознании девушки. Она обернулась и посмотрела на Иисуса. Он молчал, но она поняла, что это был Он. Осмыслив услышанное, девушка потянулась к левому глазу правой рукой, прикоснулась к нему и обнаружила, что полностью здорова! Она только-было обрадовалась, прикоснулась к глазу левой рукой и опять быстро поникла – левой рукой она отчётливо чувствовала припухлость. “А испытываю ли я боль?” – подумала девушка и ухватилась за эту мысль как за последнюю попытку разобраться и понять, что истинно, а что ложно. Нет, никакой боли не было – наверное, все боли разбежались, когда увидели Иисуса… Таша устало склонилась на колени в этой таинственной комнате. Теперь она знала, что никогда не найдёт истину, опираясь на свои земные чувства. “Что же мне делать?” – мысленно спросила она. “В этой комнате есть одно-единственное зеркало, которое не обманывает – и я непременно должна его найти!” – внезапно и решительно ответила девушка сама себе, и опять таинственным образом поняла, что сказала только что абсолютную истину, – словно Сам Иисус, смотрящий на неё, мысленно говорил на это: “Аминь”. “Но здесь сотни, если не тысячи зеркал! Разве здесь возможно как-то разобраться?” – на девушку нахлынуло чувство отчаяния, из её глаз побежали слёзы и из глубины её сердца вырвалась мольба: “О, Иисус, помоги мне!” В течение нескольких секунд она с мольбой и надеждой, сквозь слёзы, взирала на Иисуса – и вдруг услышала в ответ: “Светильник тела есть око”, хотя губы Иисуса по-прежнему не шевелились. Теперь у неё уже не осталось сомнений, что Иисус обращается к ней через мысли. Каким-то образом Таша поняла, что эти слова Иисуса являются прямым ответом на её зов о помощи, и поэтому она схватилась за них как утопающий за спасательный круг и стала повторять про себя: “Светильник тела есть око”, “Светильник тела есть око”, “Светильник тела есть око”... “Глаза – это зеркало души”, – вдруг вспомнила она фразу, которую слышала всего несколько раз за свою жизнь. “Глаза – это зеркало… Зеркало… Глаза – это зеркало!” – вдруг девушка озарилась небесным светом, вскочила с колен и подбежала прямо к Иисусу. Осторожно и нежно она взяла Его за руки и посмотрела прямо в Его глаза. И при первом же прикосновении к Иисусу она поняла, что Он – её Отец, причём в большем, более истинном, смысле, чем её земной папа. Несмотря на молодость Иисуса, она держала за руки самого настоящего и родного Отца, и, всмотревшись в Его красивые небесные глаза, она увидела в них то, что искала – своё отражение. Теперь ей оставалось выяснить только одно: медленно и осторожно, по-прежнему держа Иисуса за руки, она стала приближать свои глаза к Его глазам, внимательно вглядываясь в своё маленькое отражение в Его глазах. И вот: она разглядела! На её лице не было никакой припухлости! Она была полностью здорова! Она в восторге несколько отпрянула назад: вот то одно-единственное зеркало в этой комнате, которое она должна была найти! В этот момент Иисус с особым восторгом, нежностью и удовлетворением взирал на неё – подобно тому, как отец смотрит на свою дочь, только что впечатлившую его тем, насколько быстро дочурка разгадала его загадку. И вместе с этим небесным взглядом Он словно посылал ей внутренний свет – так что теперь за считанные секунды все недостающие “пазлы” стали складываться в её сознании. Подобно тому, как про пятый постулат Евклида обнаружилось, что он был очень и очень относительной истиной и никак не являлся истиной абсолютной, хоть изначально именно таким и казался, – так же и земная реальность с её “ви́дением”, “слышанием”, “осязанием” (и так далее) не является эталоном или гарантом истины, хоть она вполне и кажется именно такой. “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… И Слово стало плотью и обитало с нами, полное благодати и истины”... “Слово Твоё – светильник ноге моей и свет стезе моей”... “Слово Твоё есть истина”... – Все эти библейские строчки яркими вспышками засверкали в сознании Таши, хотя она не помнила наизусть ни одного из этих мест Писания. “Да, точно! Божье Слово и только Божье Слово является единственным надёжным основанием для познания реальности! Только Божье Слово есть абсолютная истина!” – с этими мыслями душу девушки стала наполнять неописуемая радость: она явно получила откровение от Самого Иисуса Христа!.. Вдруг с особой силой и торжественностью в её сознании прозвучало: “Ранами Его вы исцелились”! – И Таша проснулась… Да, она действительно получила откровение!

– Лёша, я исцелена! Слава Богу! Я исцелена!

– Да, да, конечно! – Лёша (в третий раз подряд выдавший ответ настолько уместно), похоже, и сам находился под вдохновением!..

Таша обратила внимание, что у неё не болит голова и левый глаз также не болит. “Да даже если бы и болели” – подумала девушка, – “Ранами Иисуса я исцелилась!” Стоит ли теперь пощупать глаз? Или, может быть, посмотреться в зеркало? Ну уж нет! – Смотреться в зеркало она не намерена! Вера не смотрится в зеркало! Вера – это откровение! Взгляд Таши упал на Библию, и она вспомнила прочитанное с утра место Писания: “Вот Бог – спасение моё: уповаю на Него и не боюсь”!.. Взгляд Таши упал на учебник по геометрии, и она вдруг подумала, что если бы не проявила послушание по отношению к учительнице и не стала читать этот параграф под звёздочкой, то не было бы и этого сна, не было бы и этого прекрасного откровения о “Божьей геометрии”: Слово Божье – вот единственная плоскость, в которой нужно проводить прямую линию своей жизни… И точка! “Спасибо, Иисус!” – прошептала она, вспоминая прекрасный сон. Тут ей снова вспомнилось место Писания из недавно услышанной проповеди: “Ты будешь хранить его в совершенном мире – того, чей разум сосредоточен на Тебе, потому что он доверяет Тебе”. “Того, чей разум сосредоточен на Тебе...” “Сосредоточен на Тебе...” Таша вслух несколько раз повторила эти слова.

– Лёша, и как я только сразу не догадалась, что Иисус, стоящий в центре комнаты, и был единственным истинным Зеркалом, которое я должна была найти?

На что Лёша в ответ лишь затараторил:

– Наша Таша! Наша Таша!

***

Использованные места Писания:

• Исаии 12:2: "Вот, Бог — спасение мое: уповаю на Него и не боюсь; ибо Господь — сила моя, и пение мое — Господь; и Он был мне во спасение."


• 3 Иоанна 1:15: "Мир тебе. Приветствуют тебя друзья; приветствуй друзей поимённо. Аминь."


• Исаии 26:3: "Твердого духом Ты хранишь в совершенном мире, ибо на Тебя уповает он." /Использованная в рассказе версия – это мой собственный перевод этого стиха из английского перевода Библии короля Иакова (King James Version)./


• Притчи 25:2: "Слава Божия — облекать тайною дело, а слава царей — исследывать дело."


• Екклесиаст 10:2: "Сердце мудрого — на правую сторону, а сердце глупого — на левую."


• Луки 11:34: "Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло; а если оно будет худо, то и тело твое будет темно."


• Иоанна 1:1,14: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. … И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца."


• Псалом 118:105: "Слово Твое — светильник ноге моей и свет стезе моей."


• Иоанна 17:17: "Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина."


• 1 Петра 2:24: "Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились."

***

“Математическая” информация в рассказе почерпнута или уточнена из ресурса “Википедия”.

Исход 30:11-16: "И сказал Господь Моисею, говоря: когда будешь делать исчисление сынов Израилевых при пересмотре их, то пусть каждый даст выкуп за душу свою Господу при исчислении их, и не будет между ними язвы губительной при исчислении их; всякий, поступающий в исчисление, должен давать половину сикля, сикля священного; в сикле двадцать гер: полсикля приношение Господу; всякий, поступающий в исчисление от двадцати лет и выше, должен давать приношение Господу; богатый не больше и бедный не меньше полсикля должны давать в приношение Господу, для выкупа душ ваших; и возьми серебро выкупа от сынов Израилевых и употребляй его на служение скинии собрания; и будет это для сынов Израилевых в память пред Господом, для искупления душ ваших."

       Числа 18:15-16: "Всё, разверзающее ложесна у всякой плоти, которую приносят Господу, из людей и из скота, да будет твоим; только первенец из людей должен быть выкуплен, и первородное из скота нечистого должно быть выкуплено; а выкуп за них: начиная от одного месяца, по оценке твоей, бери выкуп пять сиклей серебра, по сиклю священному, который в двадцать гер".

 

       Давайте представим себе стан израильтян, когда они шли по пустыне. И вот, этот стан – он раскинут на несколько квадратных километров, горит огненный столп ночью, хотя стан стоит, и большинство израильтян уже спят. Но вот есть одна палатка, и она стоит на окраине стана, и там почему-то не спят. Там есть всхлипывающая мать, которая сидит у постели сына. Она уже несколько недель или даже месяцев переживала за него и была озабочена его необычным состоянием. Но теперь он слёг, он лежал в горячке, и самые худшие опасения матери, казалось, сбывались. Она думала, что её сын умирает. Это была Рахиль, жена Нуна, и у неё было несколько детей, и это был её третий сын. Его звали Хоши́а.

Ему было пятнадцать лет, и мать видела, что, когда Бог разговаривал со Своим народом на горе Хорив, когда этот  громогласный голос физически раздавался, это глубоко потрясло её мальчика. Он был обычный мальчишка, увлекался вещами, которыми обычно увлекаются мальчики – но здесь что-то глубоко запало в его душу. Два старших мальчика не так впечатлились этим событием – но с тех пор её сын… Мать видела, что он стал более благочестив, какая-то удивительная тяга к вечному появилась в его душе – душе Хошии. Он стал более сосредоточенным – даже более молчаливым. И мать пыталась “сложить эти пазлы” – что происходит в его душе. Она вспоминала какие-то события, и она понимала, что какую-то ключевую роль сыграло событие, когда было дано это повеление – что каждый первенец должен быть выкуплен для Адоная. И её старший сын Шемаия, он был выкуплен, и за него было внесено пять сиклей серебра… И что-то запало в душу Хошии. 

Он уже был достаточно взрослый, чтобы работать самостоятельно, и мать пыталась понять, пыталась разгадать этот “ребус”, или “пазл”: она видела, что последние несколько недель Хошиа пас овец своего дяди Гура, помогал ему, пытаясь заработать. Мать мало разговаривала с сыном, но она могла считывать между строк, и видела, что Хошиа сфокусированно и сосредоточенно зарабатывает себе серебро… Но... зачем?

И вот прошлой ночью, видно, он сильно простудился, сильно промёрз. Мать сетовала, что отпустила его, что не поговорила с ним более строго. Теперь он лежал в горячке, и выглядел очень плачевно. Она решила поговорить с ним…

– Хошиа, я знаю, что ты копишь серебро. Скажи мне: зачем? Ты что не видишь, что ты умираешь? Ты разрываешь моё материнское сердце! Зачем тебе серебро, если ты умрёшь и не доживёшь до утра? Как ты мог со мной так поступить?

Да, гордость Хошии была немножко задета, потому что он понял – он понял между строк, из этого упрёка матери, что она подметила, что у него был тайник и он складывал там деньги.

– А, я знаю, что ты знаешь, мама!

Но всё-таки любовь к матери пересилила эту гордость, и он решил действительно поделиться с ней. Он сказал:

– Не переживай насчёт болезни! Разве ты не слышала, как Моше сказал, что Адонай есть целитель наш? Адонай исцеляет нас! Разве ты не помнишь эти истории, как Ханания и Варух ходили прямо к столпу облачному, пробыли там несколько часов и вернулись здоровыми? Уединялись и приходили – и получали это исцеление! Не переживай за меня, мама – я не умираю. Но, чтобы ты не терзалась, я призна́юсь тебе, что... я просто хочу стоить больше для Бога. Я не хочу стоить полсикля серебра! Я не понимаю, почему только первенцы... я не понимаю, почему только Шемаия имел эту привилегию отдать за себя пять сиклей. Но Адонай – Он так влечёт меня, так влечёт меня! Я знаю, что мы из колена Ефремова, я знаю, что мы не можем быть левитами, но просто я хочу хоть что-то сделать для Адоная. Я хочу стоить больше. Я коплю эти деньги, и знаешь: не жалей, что я вчера так продрог и сейчас лежу – потому что вчера я заработал свой пятый сикль. Не переживай за меня. Я знаю, что я выздоровею. Но даже если бы не выздоровел, ты знаешь тайник – и ты знаешь, что сделать с этим серебром, если я не доживу до утра.

Мать расплакалась от этих слов. Хошиа чувствовал себя всё более слабым, и его интеллект всё более угасал. Мать плакала всё больше, но он сказал:

– Мама! Я не умираю! Я засыпаю, я сплю. Не переживай.

***

Наш Хошиа был прав: он не умирал. Ночью он опять проснулся. Уже некоторое время что-то пробуждало его – какой-то внутренний импульс поднимал его ещё до того, как вставало солнце. Он вставал и смотрел на это удивительное зрелище, которое не знали народы на протяжении веков – столп огненный. Он понимал, что его народ так быстро привык к этому – так быстро привык к тому, что само по себе было изумительным чудом для человеческого сознания…

Он сидел и всматривался, его сердце как будто наслаждалось присутствием Всевышнего – хотя он не говорил ни слова. Он знал, что это прекрасный день. Ничего страшного, что мама узнала про его тайник. Там лежат пять сиклей серебра. И он внесёт этот вклад Адонаю! Он хочет стоить больше для Адоная...

– Не спится? – вдруг слышит он голос, оборачивается, и стоит старец! Это было неожиданно, он всматривается – и лицо старца покрыто покрывалом. Но вот подул ветер, и необычное сияние успел усмотреть Хошиа... на голове старца – но тот быстро поправил покрывало. “Моше́! Это Моше!” – пронеслось в мыслях Хошии, – “Его лик сияет.”

– Моше! – сказал он.

– Да, Хошиа, это я. Элохим послал меня к тебе – Он сказал, что у тебя есть для Него подарок.

Глаза Хошии загорелись небесным светом, и он понял, что он так счастлив, как никогда не был. Присутствие Вечного Бога!.. Он подскочил, он сказал:

– Да! Да! Дай мне всего несколько минут! Я думал сам пойти к тебе! – Он мечтал увидеть Моше так близко, потому что он видел его лишь издалека. Он, наверно, даже не узнал бы его! Но этот сияющий лик! Его невозможно спутать – слава Всевышнего Бога!..

– Постой! – сказал Моше, – не торопись бежать к своему тайнику. Понимаешь ли ты, что это гораздо больше, чем просто пять сиклей серебра?

И здесь слеза покатилась по лицу Хошии, потому что Моше задел самую сокровенную струну его души.

– Да, я понимаю, – сказал он, – но я не принадлежу к колену Левиину! Я не могу быть близок к Адонаю! Я не могу приблизиться! И даже в семье своей я не являюсь первенцем! Я третий сын! Мне никогда не видать этого!

Это была боль этого юноши, боль этого подростка, и он выразил это в словах. Моше положил свою руку ему на плечо и сказал:

– Хошиа! Не всякий первенец является первенцем по-настоящему, как и не всякий левит действительно чтит Всевышнего. Готов ли ты положить свою душу для Адоная? Я давно молюсь о том, чтобы был человек, который бы прислуживал мне, и служил мне, и был при мне. Ты готов отдать себя без остатка Адонаю?” 

Сердце Хошии не нуждалось в раздумьях – это была мечта его жизни! Казалось, его глаза не могли сиять счастливее! Но они засияли...

– Моше! – раздался возглас матери Хошии, и она быстро скрылась в палатке. Мать думала отчитать своего сына, который выскочил из-под одеяла с такой горячкой – но вдруг осеклась, потому что увидела великого пророка! Трепет и уважение объяли её, и она поспешила укрыться в палатке.

– Да, Хошиа, ты будешь принадлежать Адонаю! И отныне тебя будут звать Иешуа! И сейчас у меня предстоят несколько минут разговора с твоей матерью. А ты иди к своему тайнику.

И Иешуа Бен-Нун поспешил к своему тайнику, чтобы принести для Адоная пять сиклей серебра¹.

---

¹ Имена “Моше”, “Хошиа Бен-Нун” и “Иешуа Бен-Нун” – это более близкие к еврейскому произношению версии имён “Моисей”, “Осия Навин” и “Иисус Навин”. Именно эти два известных библейских героя подразумевались в этом рассказе. (Согласно Библейскому повествованию, Иисуса Навина изначально звали Осия Навин, но затем Моисей нарёк ему имя “Иисус” – см. Числа 13:17.)