Logo
Автобиография

Жанна Гийон

аудио

Автобиография

СКАЧАТЬ КНИГУ В ФОРМАТЕ:

Аудио .pdf .doc

Глава 17



ОДНА БЕДНАЯ ДЕВУШКА, наделенная редкой простотой и зарабатывающая на жизнь своим трудом, духовное состояние которой Господь обильно благословил, пришла ко мне опечаленная и сказала: «О матушка, какие странные вещи я видела!» Я спросила, что же именно она видела? «Увы,— сказала она,— я видела вас, как ягненка посреди огромной стаи взбешенных волков. Также я видела огромное множество людей всех рангов и во всевозможных одеяниях, разного возраста, пола и сословий, священников, монахов, женатых мужчин, служанок и жен, вооруженных копьями, алебардами и мечами, готовых убить вас в ту же минуту. Вы не затрагивали их, пребывая без движения, ничему не удивляясь и не пытаясь как-то себя защитить. Я смотрела по сторонам, не придет ли кто-нибудь к Вам на помощь, дабы Вас защитить, но не видела никого».

Через некоторое время после этого, люди, которые из зависти наносили мне личные оскорбления, усилили свою деятельность. Повсюду распространялась клевета. Завистливые люди, даже не знающие меня, писали на меня доносы. Они называли меня ведьмой, говоря, что я привлекаю людей с помощью магический силы, так как все во мне дьявольское. Они говорили, что я занимаюсь благотворительностью, используя махинации и жертвуя фальшивые деньги. Я вынуждена была терпеть от них и другие грубые обвинения, в равной степени лживые, беспочвенные и абсурдные. По мере того как буря с каждым днем все усиливалась, некоторые мои друзья советовали мне удалиться. Прежде чем я буду рассказывать о моем отъезде из Гренобля, я должна поведать еще кое-что о моем состоянии в то время. Мне казалось, что Господь побуждал меня делать для многих душ, было в единстве с волей Иисуса Христа. В этом божественном единении мои слова оказывали чудесное воздействие, как и формирование образа Иисуса Христа в душах этих людей. Я никоим образом не была способна говорить что-либо от себя самой. Тот, Кто направлял меня, побуждал меня говорить то, что Ему было угодно и сколь долго Ему было угодно. Некоторым мне не было позволено промолвить даже слова, а по отношению к другим благодать как будто текла потоком. Однако эта чистая любовь не допускала никакого излишества или возможности праздного развлечения. Когда мне задавали вопросы, отвечать на которые было бесполезно, то ответ мне и не был дан. То же самое происходило по отношению к людям, которых Господь желал провести через опыт смерти своего я, и которые приходили ко мне в поисках человеческого утешения. Для них у меня было лишь самое необходимое, и далее я не имела права продолжать. Я бы могла говорить об обычных вещах в допустимой Богом свободе, для того чтобы угождать каждому и не прослыть необщительной или невежливой. Но это было Его собственное слово, единственным даятелем которого являлся Он сам. О, если бы проповедники были должным образом внимательны, говоря только то, что исходит от духа, какие плоды они бы производили в жизни своих слушателей! Со своими истинными детьми я лучше всего могла общаться в тишине на духовном языке божественного Слова.

Меня весьма утешило, когда мне рассказали об общении Св. Августина со своей матерью. Он жаловался на необходимость возвращаться от божественного языка к словам. Иногда я говорила: «О моя Любовь, даруй мне такие большие сердца, чтобы они могли принимать и хранить всю изливаемую мне полноту благодати». Подобным же образом, когда Святая Дева приблизилась к Елизавете, то между Иисусом Христом и Св. Иоанном Крестителем была установлена чудесная связь. Ибо позже Иоанн не изъявлял желания встретиться со Христом, но был побуждаем удалиться в пустыню, дабы там получать наставления в великом изобилии. Когда он вышел для проповеди покаяния, то сказал, что сам лично не является Словом, но лишь Гласом, посланным проложить путь или открыть вход в людские сердца Слову Христа. Он крестил лишь в воде, ибо такова была его роль. Голос, когда он прозвучал, не оставляет ничего после себя, подобно воде, стекающей вниз. Но Слово крестило Святым Духом, так как Оно запечатлевало Себя на душах, общаясь с ними посредством этого Святого Духа. Не было известно, чтобы Иисус Христос сказал что-нибудь в течение той части своей жизни, которая прошла в тени, хоть и правда то, что ни одно из Его слов не должно быть утеряно. О Любовь, если бы все сказанное или сделанное Тобой в тишине было записано, я думаю, что весь мир не вместил бы этих книг (Иоанна 21:25). Все, что я пережила, было мне показано в Священном Писании. Я с восхищением наблюдала, что в моей душе не происходило ничего, чего бы не было в Иисусе Христе и в Священном Писании. Я должна умолчать о многих вещах, ибо они будут недоступны для понимания или восприятия и их невозможно выразить словами.

Часто мне приходилось много терпеть за Отца ля Комба, который еще не утвердился в состоянии внутренней смерти, но часто воскрешал и уклонялся в другие стороны. Я ощущала, что Отец ля Комб был предизбранным сосудом, которого Бог выделил для прославления Своего имени среди язычников. Он также явил ему, сколько он должен пострадать за это имя. Плотской мир судит по плотскому, принимая проявление чистой благодати за человеческую привязанность. Если этот союз посредством какого-либо отклонения нарушается, тем чище и совершеннее он становится, но тем более болезненным является ощущение. Ибо разделение души с Богом из-за греха хуже, нежели отделение души от тела посредством смерти.

Что касается меня самой, то я в любом состоянии находилась в постоянной зависимости от Бога, ибо моя душа желала быть послушной всякому движению Святого Духа. Я думала, что во всем мире нет такого требования, которое бы я не выполнила охотно и с огромным удовольствием. Личных интересов у меня- не было. Когда Бог чего-то требует от этого жалкого ничтожества, то я не нахожу в себе сопротивления к исполнению Его повеления, каким бы жестоким оно мне не казалось. Если во всем мире существует сердце, которым Ты владеешь абсолютно безраздельно, то им является именно мое сердце. Твоя воля составляет всю его жизнь и наслаждение, какой бы суровой она не была.

Дабы подытожить описание моей истории, Епископ Гренобльской обители убедил меня поехать на некоторое время в Марсель, пока успокоится буря. Он сказал мне, что там меня хорошо примут, ибо это была его родина, и там проживало много достойных людей. Я написала Отцу ля Комбу, спрашивая его согласия. Он тут же дал его. Я могла бы поехать в Версаль, так как тамошний Епископ писал мне весьма обязывающие письма, серьезно настаивая на моем приезде. Но общественное мнение и страх дать зацепку своим врагам, крайне отвратили меня от этой поездки. Кроме всего вышеперечисленного маркиза Прюне, которая со времени моего отъезда из ее дома стала более просвещенной опытом, пережила некоторые вещи, мной предсказанные. Теперь она начала питать ко мне сильные дружеские чувства и близкое духовное единство, так, что не могло быть двух сестер, более близких, чем мы. Она весьма желала моего возвращения, как я и обещала ранее. Но я не могла на это решиться, дабы не допустить мысли, что я еду вслед за Отцом ля Комбом. Я никому не давала повода обвинять себя хоть в какой-нибудь косвенной к нему привязанности. Если бы продолжение отношений с ним зависело от меня, я бы и дальше их поддерживала.

Епископ Женевы не преминул написать против меня в Гренобль, подобно тому, как он писал в другие места. Его племянник переходил от дома к дому, говоря обо мне унизительные вещи. Все это не причиняло мне беспокойства, и я не переставала оказывать его епархии всякое благо, которые было в моих силах. Я даже писала ему с глубоким уважением, но его сердце было слишком закрытым, дабы прислушиваться к чему-либо. До моего отъезда из Гренобля, добрая девушка, о которой я упоминала, пришла ко мне со слезами, жалуясь, что я уезжаю, скрыв это от нее. Я же никому не хотела об этом сообщать, зная, что дьявол будет предшествовать мне везде, где я окажусь. Так, едва мне случится прибыть в какой-нибудь город, как он возбудит против меня весь этот город и постарается причинить мне все зло, на которое он способен. Страх быть обремененной визитами и заверениями в дружбе со стороны многих хороших людей, которые питали ко мне большую привязанность, побуждал меня скрывать факт своего отъезда.

Затем со своей служанкой и одной молодой женщиной из Гренобля, которую Господь весьма благословил через меня, я отправилась на корабле по Роне. Епископ Гренобльской обители также сопровождал меня с еще одним весьма достойным священником. На пути мы пережили много тревожных происшествий и чудесных спасений. Но эти минутные опасности, которые так ужасали всех остальных, совершенно меня не беспокоили, а напротив, увеличивали мое умиротворение. Епископ Гренобльской обители был очень поражен. Он пребывал в отчаянном страхе, когда корабль ударился о скалу, и от удара образовалась пробоина. В состоянии крайнего переживания он внимательно посмотрел на меня и заметил, что выражение моего лица нисколько не изменилось, ибо я даже не моргнула, сохраняя полнейшее спокойствие. У меня было всего лишь некоторое удивление, которое естественно для всякого человека в подобных обстоятельствах, ибо в этом эмоции не зависят от нас самих. Именно мое полное смирение перед Богом сохраняло мой мир в опасностях, которые ужасали других. Смерть была для меня намного более приятна, нежели жизнь, если бы на то была Его воля, которой я всегда терпеливо подчиняюсь.

Один знатный человек, слуга Божий и один из моих близких друзей, дал мне письмо для весьма посвященного мальтийского рыцаря, которого я очень уважала со времени моего с ним знакомства. Это был человек, предопределенный Господом для служения Мальтийскому ордену, будучи его гордостью и поддержкой посредством своей святой жизни. Я сказала, что ему следует ехать на Мальту, так как Бог обязательно употребит его для воспитания духа благочестия во многих рыцарях. Он действительно отправился на Мальту, где ему были предоставлены наилучшие возможности служения. Этот знатный человек также послал ему мою маленькую книгу о молитве, напечатанную в Гренобле. Там был один капеллан, весьма противящийся духовному образу жизни. Он взял эту книгу и, с самого начала осудив ее, пошел, чтобы возбудить против нее часть города и группу людей, которые называли себя «семидесятью двумя учениками Св. Кирана».

Я прибыла в Марсель в десять часов утра, и в тот же день после полудня вокруг меня разгорелись страсти. Некоторые ходили беседовать с Епископом о том, что меня необходимо изгнать из города как автора этой маленькой книги. Они дали ему экземпляр, который он просмотрел вместе с одним из своих обладателей пребенды. Книга весьма понравилась Епископу. Тогда он послал за господином Малавалем и Отцом Реколлектом, которые собирались со мной встретиться вскоре после моего прибытия. Он желал разузнать у них, кто мог быть инициатором этой суматохи, которая не вызывала у меня ничего кроме улыбки, ибо я наблюдала сколь быстро исполняется предсказанное ранее молодой женщиной. Господин Малаваль и добрый отец сказали Епископу, какого они мнения обо мне, после чего он выразил свое беспокойство по поводу оскорблений, которые мне были нанесены.

Я была обязана с ним встретиться. Епископ принял меня с необычайным уважением и просил прощения за все происшедшее. Заверив в своей готовности оказать защиту, он убеждал меня остаться в Марселе. Епископ даже спросил, где я остановилась, чтобы иметь возможность со мной встречаться. На следующий день Епископ Гренобльской обители вместе с другим священником, прибывшим с нами, отправился на встречу с ним. Епископ Марселя снова засвидетельствовал им свое сожаление по поводу нанесенных мне без всякой причины оскорблений и сказал им, что таким людям свойственно оскорблять тех, кто не примыкает к их заговорам, и что в свое время они даже оскорбляли его самого.

Но эти люди не успокоились на этом. Они писали мне самые отвратительные письма, несмотря на то, что совершенно меня не знали. Я начала опасаться, что наш Господь начинал лишать меня всякого пристанища, и в моем разуме вновь всплыли слова: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет где приклонить голову».

За короткое время моего пребывания в Марселе, я послужила инструментом поддержки некоторых добрых душ, среди которых был также священник, который до сих пор не был со мной знаком. Закончив свою молитву благодарения в церкви и видя, что я ухожу, он последовал за мной в дом, где я остановилась. Затем он сказал мне, что Господь вдохновил его обратиться ко мне, дабы открыть мне свое внутреннее состояние. Он сделал это с большой непосредственностью и смирением, и тогда Господь даровал ему через меня все, в чем он нуждался. После этого он исполнился радости и благодарности Богу. Несмотря на то, что там находилось много духовных людей, и даже его близких друзей, он никогда не испытывал побуждения раскрывать им свои мысли.

Он был служителем Божьим, ибо Господь благословил его своим драгоценным даром молитвы. В течение восьми дней моего пребывания в Марселе, я встретилась там со многими добрыми душами. Во время всех моих гонений, наш Господь всегда совершал некоторые удары Своей десницей и в результате добрый священник был избавлен от беспокойства, которое мучило его в течение многих лет.

После моего отъезда из Гренобля, ненавидящие меня люди, которые не знали меня лично, распространяли обо мне всякие клеветнические слухи.

Одна женщина, которой я помогла освободиться от тягостных отношений с одним человеком, позволила своему разуму быть вновь вовлеченной в эту пагубную связь. Она стала ненавидеть меня из-за разрушения этой связи. Несмотря на то, что я не сковывала теперь ее свободу, она все же пошла к Епископу Гренобля, жалуясь, что я посоветовала ей совершить несправедливый поступок. Далее она ходила от одного исповедника к другому, повторяя одну и ту же историю, настраивая их против меня. Поскольку они подозрительно относились ко всем подобным предрассудкам, огонь вскоре полыхал во всех местах. Лишь те, кто меня знал и любил Бога, встали на мою сторону. Они теснее сблизились со мной, проявляя ко мне любовь во время этих гонений.

Мне было бы очень просто разрушить клевету, как и наговоры на меня Епископу Гренобля. Мне необходимо было лишь сообщить о человеке, сделавшем это, показав плоды ее беспорядочного образа жизни. Но я не могла объявить виновную, не сообщив также о ее сообщнике. Он же теперь, ощутив прикосновение Божье, пребывал в состоянии абсолютного раскаяния. Поэтому я подумала, что лучше мне пострадать, храня его имя в тайне. Был также один благочестивый человек, которому ее история была известна от начала до конца. Он написал ей, говоря, что если она не заберет назад свои лживые наговоры, то он обнародует рассказ о ее грешной жизни, сообщив, как о ее великом согрешении, так и о моей невиновности. Она некоторое время продолжала свое преступное поведение, написав, что я являюсь колдуньей и придумывая многие другие ложные факты. Вскоре она испытывала по этому поводу такие жестокие угрызения совести, что написала как епископу, так и другим людям, взяв назад все свои слова. Она попросила одного человека сообщить мне, что она в отчаянии по поводу содеянного и что Бог ее сурово наказал.

После всех этих публичных покаяний негодование против меня уменьшилось. Епископ был выведен из заблуждения и засвидетельствовал мне свое великое почтение. Эта особа кроме всего прочего сказала, что я побуждала людей поклоняться мне, а также другие невозможно лживые вещи. Я не знала, куда и каким образом мне направиться дальше из Марселя. Я не видела возможности возвратиться и оставаться в Гренобле, где в монастыре я оставила свою дочь. Отец ля Комб писал, что не считает для меня разумным ехать в Париж. Я же испытывала сильное неприятие при мысли об отъезде, что побуждало меня думать о неподходящем для этого времени. Однажды утром я ощутила внутреннюю необходимость куда-то ехать. Я наняла экипаж, попросив отвезти меня к маркизе Прюне, дом которой являлся самым лучшим для меня убежищем в настоящем положении. Я думала, что проеду через Ниццу по пути к ее имению, как некоторые мне говорили. Но когда я прибыла в этот город, то была весьма удивлена, узнав, что экипаж не может пройти через горы.

Я не знала что делать, в какую сторону отправиться, одна, всеми оставленная, без Божьих повелений. Мое смятение и крестные муки, казалось, возрастали. Я видела себя скитающейся, как бродяга, без убежища или крыши над головой. Все торговцы в своих лавках виделись мне такими счастливыми, имея собственное жилище, в котором они могли укрыться. Ничто в мире не было столь тягостным для той, которая привыкла соблюдать благопристойность и этикет, как эта жизнь скитальца. Пока я пребывала в этой неуверенности, не зная, что предпринять, один человек пришел сказать мне, что на следующий день отплывает лодка,  которая обычно следует в Геную. Если я пожелаю, они высадят меня в Савоне, откуда я смогу добраться до имения маркизы Прюне. Я согласилась принять это предложение, так как не могла ожидать иной помощи. Я испытывала некоторую радость, отправляясь в плавание морем. Я говорила себе: «Если я являюсь изгоем земли, презрением общества и ошибкой природы, то теперь я отправляюсь транспортом, являющимся самым коварным из всех других. Так что, если Господу будет угодно отправить меня в морские волны, то мне останется лишь погибнуть в их пучине». В одном опасном для маленькой лодки месте разыгрался шторм, а моряки оказались одними из самых грешных людей. Раздражение волн доставляло моему разуму большое удовлетворение. Я утешала себя, думая, что эти мятежные морские валы могут послужить мне могилой. Возможно, я слишком погрузилась в это наслаждение, видя себя окруженной и обмываемой водами. Находившиеся рядом со мной заметили мое бесстрашие, но не знали о его причине. Я просила высадить меня на каком-нибудь маленьком скалистом берегу, где бы я могла жить вдали от всех творений. Я представляла себе, что какой-нибудь необитаемый остров мог бы закончить все мои страдания и поместить меня в состояние неукоснительного исполнения Твоей воли. Но Ты приготовил для меня тюрьму совершенно отличную от скалы, и ссылку совершенно иного характера, нежели необитаемый остров. Ты определил мне быть побиваемой валами более яростными, нежели валы морские. Клеветнические наветы оказались не утихающими волнами, под удары которых, я немилосердно была поставлена.

Из-за бури мы задержались в пути и вместо одного дня мы плыли в Геную одиннадцать дней. Сколь великим был мир в моем сердце посреди этого жестокого волнения! Мы не могли пристать к Савоне, поэтому должны были отправиться к Генуе. Наконец, мы прибыли туда в начале недели перед Пасхой. Находясь там, я должна была все время терпеть оскорбления от местных жителей, вызванные их неприязнью по  отношению  к  французам   из-за  поражения   в результате недавнего артиллерийского обстрела. Дож недавно покинул город, увезя с собой все экипажи. Поэтому я не могла найти никакого транспорта и была вынуждена оставаться там несколько дней, тратя на пропитание огромные деньги. Люди требовали от нас непомерные суммы, беря с одного человека столько, сколько бы в Париже взяли с целой компании в лучшей харчевне.

У меня осталось очень мало денег, но мое обеспечение в Провидении не могло истощиться. Я с большой настойчивостью просила дать мне экипаж за любую цену, надеясь провести праздник Пасхи, до которого оставалось три дня, в доме маркизы Прюне. Но меня понимали с трудом. Сдавшись моим мольбам, мне в конце концов дали жалкую повозку с немощными мулами и сказали, что охотно доставят меня до Версаля. Приближение Пасхи и недостаток денег в стране, где практиковалось всякое насилие и вымогательство, не оставляли мне возможности выбирать. Мне было совершенно необходимо смириться с такой поездкой в Версаль. Так рука Провидения вела меня даже и против моей воли. Наш погонщик мулов был человеком самого грубого склада. В довершение моих страданий я послала в Версаль сопровождавшего нас священника, дабы он предупредил их о моем неожиданном приезде, ибо вначале я дала отрицательный ответ на приглашение приехать.

Этот священник во время путешествия весьма пострадал от ненависти, которую здесь питали к французам. Они заставили его проделать часть пути пешком, так что, несмотря на его более ранний отъезд, он прибыл на место всего лишь за три часа до меня. Что касается сопровождавшего нас мужчины, видя, что на его попечении одни женщины, он обращался с нами самым оскорбительным и хамским образом. Однажды нам случилось проезжать через лес, полный грабителей. Погонщик боялся, сказав нам, что если мы их встретим на дороге, то нас наверняка убьют. Обычно они не щадили никого. Не успел он промолвить эти слова, как появилось четверо вооруженных мужчин. Они немедленно нас остановили.

Погонщик перепугался насмерть. Я лишь слегка опустила голову, улыбаясь, ибо у меня не было страха.

Я была настолько покорна Провидению, что для меня не имело разницы, умереть так или иначе, в море или от рук разбойников. Когда опасности казались неизбежными, тогда моя вера, равно как и бесстрашие, возрастали более всего. Я не имела способность желать чего-либо другого, чем того, чему предстояло случиться, будь это гибель на скалах, вероятность утонуть или погибнуть иным образом. Все в воле Божьей было для меня одинаково равным. Люди, которые сопровождали или посещали меня, говорили, что никогда не видели мужества, подобного моему. Самые большие опасности и вероятность близкой смерти, казалось, доставляли мне наибольшее удовольствие. Разве не Тебе было угодно, о мой Бог, хранить меня во время всякой нависшей надо мной опасности и удерживать меня от падения в пропасть в момент, когда я уже скользила по ее шаткому краю? Чем проще я относилась к своей жизни, которую имела только потому, что Тебе было угодно ее хранить, тем более Ты оказывал попечения по поводу ее сохранности. Между нами как будто происходило взаимное соперничество, в котором я отдавала жизнь, а Ты ее поддерживал.

Когда разбойники приблизились к повозке, я даже не успела с ними поздороваться, как Бог побудил их изменить свои планы. Толкнув друг друга, чем они намекали не причинять никому зла, они уважительно меня поприветствовали и удалились с сочувственным видом, совершенно нехарактерным для людей подобного рода. В то же мгновение я ощутила в своем сердце, что это было действием Твоей десницы, ибо Ты имел для меня другие планы, нежели принять смерть от рук разбойников. Твоя суверенная сила удаляет всякое зло от тех, кто преданно Тебя любит, но безжалостно и нещадно разрушает жизни, исполненные своего я.

Погонщик мулов видел, что я путешествую с двумя другими молодыми женщинами, и поэтому поступал со мной по своему усмотрению, ожидая вытянуть из меня как можно больше денег. Так, вместо того чтобы привезти нас в гостиницу, он привез нас на мельницу, где жила одна женщина. Там была лишь одна комната с несколькими кроватями, где спали мельники и погонщики мулов. Они заставляли меня расположиться на ночлег в этой комнате. Я сказала погонщику, что я не в состоянии спать в таком месте и прошу его отвезти меня в гостиницу. Он не хотел этого делать. Тогда я была вынуждена отправиться туда пешком в десять часов вечера. Я несла часть своей одежды, идя добрую четверть мили в незнакомом и темном месте, не зная пути. Также мне пришлось пройти через лес, переполненный разбойниками, пытаясь таки добраться до гостиницы. Погонщик, видя нас покинувшими место ночлега, улюлюкал нам вслед совершенно унизительным образом. Я переносила это унижение с радостью, но конечно не бесчувственно. Моя покорность воле Божьей все делала для меня легким.

Нас прекрасно приняли в гостинице и добрые люди сделали все возможное, чтобы дать нам отдохнуть от усталости, в которой мы пребывали. Они сказали нам, что место, откуда мы ушли, было очень опасным. На следующее утро мы были вынуждены вернуться за своей поклажей, ибо погонщик не собирался привозить ее нам. Напротив, он окатил нас градом новых оскорблений. Дабы еще более усугубить свое низкое поведение, он пересадил меня в почтовую коляску, где я была вынуждена путешествовать до конца пути. На этом транспорте я прибыла в Александрию, пограничный городок в ведомстве Испании, по другую сторону Миланезе.

Наш возница отвез нас по своему обыкновению на почту. Я была весьма удивлена, когда увидела хозяйку, которая вышла чтобы воспрепятствовать нашему въезду, вместо того, чтобы пропустить. С другой стороны возница решился проехать, несмотря на ее протест. Их спор достиг такого накала, что на этот шум вместе с толпой сбежались многие офицеры гарнизона, удивляясь странной настроенности женщины, которая отказывалась нас принимать. Я настойчиво попросила почтового служащего отвезти нас в какой-нибудь другой дом, но он не желал этого делать, ибо упорно хотел добиться своей цели. Он убеждал хозяйку, что мы люди честные и набожные, что было заметно по нашему внешнему виду. Наконец, он вынудил ее познакомиться с нами. Как только она посмотрела на нас, она повела себя подобно разбойникам, сразу же успокоившись и пригласив в дом. Не успела я еще сойти с повозки, как она сказала: «Пойдите, хорошенько закройтесь в той комнате и не высовывайтесь, чтобы мой сын не узнал о вашем пребывании здесь, ибо если он узнает, то убьет вас». Она и служанка сказали это с такой убежденностью, что если бы смерть не представляла для меня огромного блага, я бы возможно умирала бы от страха, услышав эти слова. Две ехавшие со мной бедные девушки были исполнены ужасных ожиданий. Когда слышался какой-нибудь шум или кто-то открывал дверь, они боялись, что их сейчас убьют. Они продолжали все это время пребывать в смертельной неизвестности, между жизнью и смертью до начала следующего дня, когда мы узнали, что этот молодой человек поклялся убить всякую женщину, которая остановится в доме. За несколько дней до этого произошло одно событие, которое могло бы его погубить. Одна негодная женщина убила в этом доме уважаемого человека, за что хозяин должен был заплатить большой штраф. Поэтому он не без причины опасался, как бы в их дом не приехали люди подобного злого нрава.



Другие наши сайты: