Logo
Иудейская война

Иосиф Флавий

аудио

Иудейская война

СКАЧАТЬ КНИГУ В ФОРМАТЕ:

Аудио .pdf .doc .fb2 .epub

Главы 21 - 22



Иоанн из Гисхалы.—Его интриги против Иосифа и меры, принятые последним против них.—Иосиф вновь подчиняет себе несколько отпавших от него городов.
 

1. В то время, когда Иосиф вышеописанным образом правил Галилеей, против него объявился противник в лице сына Леви, Иоанна из Гисхалы — пронырливейшего и коварнейшего из влиятельных лю­дей, который в гнусности не имел себе подобного. Вначале он был беден и это отсутствие средств еще долгое время лежало камнем преткновения на пути его злодейства; но зато он всегда был готов солгать и в совершенстве владел искусством делать свою ложь правдо­подобной; обман он считал добродетелью и пользовался им против лучших своих друзей. Он притворялся человеколюбивым, но в дей­ствительности был до крайности кровожаден из корыстолюбия, всегда он носился с высокими планами, но строил их всегда на своих гнусных плутовских проделках. Начав свою карьеру с обыкновенного разбойника, занимающегося своим ремеслом на собственный риск, он вскоре нашел себе товарищей, не уступавших ему в смелости, сначала немногих, а с течением времени все больше и больше. Он не принимал ни одного, которого можно было бы легко побороть, а выбирал себе исключительно людей, отличавшихся крепким телосложением, решимостью и военной опытностью. Так довел он свою шайку до четырехсот[164] человек, состоявших большею частью из беглецов из области Тира и тамошних деревень. С ними он, грабя везде, шнырял по всей Галилее, возбуж­дая многих, находившихся в томительном ожидании предстоящей войны[165].

2) Он мечтал уже о том, чтобы сделаться полководцем и носился с еще более широкими планами, только недостаток денег мешал их осуществлению. Видя, что Иосифу сильно нравится его деловитость, он сумел прежде всего склонить его на то, чтоб он ему доверил возоб­новление стен его родного города. Благодаря этому, ему удалось нажи­ваться на счет богачей. Затем он под ловко придуманным предлогом ограждения сирийских иудеев от употребления масла неприготовленного иудеями[166], испросил у Иосифа право доставлять им этот продукт к границе. За тирийские монеты, равняющиеся четырем аттическим драхмам, он покупал четыре амфоры, а продавал по той же цене пол-ам­форы[167]. Галилея вообще производила много масла, а тогда как раз имела хороший урожай, в то время, когда сирийцы терпели недостаток в масле. Поставляя им сам один огромные партии, он нажил себе известную сумму денег, употребленную им вскоре против того, который доставил ему эту прибыль[168]. У него сложилось предположение, что если ему удастся низвергнуть Иосифа, то он сам получит начальство над Гали­леей, а потому он приказал подчиненным ему разбойникам настойчивее преследовать свое разбойничье ремесло[169] в надежде, или при волнениях и беспорядках, которые подымутся во многих местах, каким-нибудь изменническим путем убить полководца, когда тот поспешит на помощь стране, или же, если он будет остерегаться разбойников, то очер­нить его в глазах населения. Затем он распространял молву, будто Иосиф только и помышляет о том, чтобы все предать римлянам, и многими подобными происками добивался падения последнего.

3) В это время несколько молодых людей из деревня Дабаритгы, принадлежавшие к наблюдательному корпусу на Большой равнине, напали на управляющего Агриппы и Вереники, Птоломея, и отняли у него весь багаж, заключавший в себе, между прочим, немало дорогих материй, массу серебряных бокалов и шестьсот золотых слитков. Так как они не могли утаить награбленное, то они доставили все Иосифу в Тарихею. Последний порицал их насильственный образ действий против царских особ и отдал все, что они принесли, на сохранение бо­гатейшему тарихейскому гражданину Энею, с намерением при удоб­ном случае переслать это собственникам. Это, однако, накликало на него большую беду. Участники в грабеже, в досаде на то, что им ничего не досталось от добычи, проникнув также намерение Иосифа, ценою их трудов оказать услугу царской чете, еще в ту же ночь побежали в свои деревни и повсюду изображали Иосифа, как изменника. Они подняли на ноги также и ближайшие города, так что к утру на него нахлынуло сто тысяч вооруженных. Они собрались в тарихейский ипподром, где было произнесено много страстных речей против Иосифа. Одни кричали, что нужно отрешить от должности изменника, другие— чтоб предали его сожжению. Иоанн и вместе с ним Иисус сын Сап­фии, тогдашний начальник Тивериады, все больше раздували ярость толпы[170].

Друзья и телохранители Иосифа, за исключением четырех, разбежались все от страха пред нападением толпы. Он сам еще спал, когда уже имел быть подложен огонь; затем он поднялся и хотя оставшиеся при нем четыре телохранителя советовали ему бежать[171], он все-таки, не страшась ни покинутого своего положения, ни многочисленности врагов, выскочил к толпе в изорванном платье, с покрытой прахом голо­вой, закинутыми на спину руками и привязанным сзади к шее своим собственным мечом[172]. Это возбудило сожаление дружественно расположенных к нему людей, в особенности жителей Тарихеи; те же, ко­торые прибыли из деревень и ближайших окрестностей и были озлоб­лены против него, поносили его и требовали, чтоб он немедленно выдал сокровища, составляющие общественное достояние, и сознался бы в своих изменнических связях. Вид, в котором он предстал перед ними, породил именно в них мнение, что он не намерен отрицать возникшие против него подозрения и прибег ко всем этим средствам, способным возбудить жалость, для того, чтобы вымолить прощение. Но в действительности обнаруженная им полная смиренность была только прелюдией к задуманной им военной хитрости, и только для того, чтобы раздвоить негодовавшую против него толпу по пред­мету ее злобы, он обещал им во всем признаться. Когда он получил позволение говорить, он произнес: «Эти сокровища я не имел в виду ни послать к Агриппе, ни присвоить и себе, ибо никогда я не буду считать своим другом вашего противника или личной выгодой то, что вредит общим интересам. Но я видел, что ваш город, о граж­дане Тарихеи, в высшей степени нуждается в защите и не имеет никаких запасных денег для сооружения его стен,—вот почему я решил из боязни пред тивериадцами и другими городами, претендующими на эту добычу, сохранить втайне этот клад для того, чтобы на эти средства выстроить вам стену. Если вы этого не одобряете, то я прикажу привести сюда добытое добро и отдам его на разграбление; если же я имел в виду вашу пользу, то казните вашего благодетеля!»

4. Тарихеяне ответили на это громкими одобрениями, тивериадцы же и другие ругали и угрожали. Обе части оставили Иосифа в стороне и затеяли спор между собою. Опираясь на тарихеян, которых он склонил в свою пользу, а их было около сорока тысяч, он уже смелее заговорил со всей толпой и строго укорял ее в поспешности. Что ка­сается спорных денег, заключил он, то прежде всего он укрепит на них Тарихею, но и для остальных городов будут приняты меры безопасности; они не будут терпеть недостаток в деньгах, если только они соединятся против тех для борьбы с которыми нужно собрать эти деньги а не восстанут против того, который их доставляет.

5. Тогда удалилась та часть толпы, которая видела себя обманутой в своих надеждах, хотя все еще озлобленная; две тысячи вооруженных[173] все-таки напали на него и с угрозами окружили дом, в который он еще во время спасся бегством. Против них Иосиф опять употребил другую хитрость. Он взошел на крышу, дал знак рукой, чтоб они замолчали и сказал: «Он собственно не знает, в чем состоит их желание, ибо он их не может понять, когда они все вместе кри­чат. Но он готов сделать все, чего от него потребуют, если они нескольких из своей среды пошлют к нему в дом для того, чтобы он мог спокойно объясниться с ними». По этому предложению к нему зашли знатнейшие из них вместе с коноводами. Иосиф приказал потащить их в самый отдаленный угол его дома и при закрытых дверях бичевать их до тех пор, пока не обнажатся их внутренности. Толпа в это время стояла на улице и полагала, что продолжительные переговоры так долго задерживают депутатов. Иосиф же велел внезапно распахнуть двери и выбросить вон на улицу обагренных кровью людей[174]. Этот вид нагнал такой страх на угрожавшую толпу, что она бросила оружие и побежала прочь.

6. Это усилило зависть Иоанна, и он задумал новое покушение против Иосифа. Под видом какой-то болезни он письменно просил у Иосифа разрешения пользоваться теплыми целебными купаньями в Ти­вериаде. Иосиф, не подозревавший еще о его кознях, предписал адми­нистрации города оказать Иоанну должное гостеприимство и заботиться о его нуждах. Добившись всего этого, он уже спустя два дня стал пре­следовать настоящую цель своего прибытия в Тивериаду. То ложными россказнями, то подкупом он начал побуждать жителей к отпадению от Иосифа. Сила, поставленный Иосифом для наблюдения за городом, немедля написал ему о предательских затеях. По получении письма, Иосиф в ту же ночь выехал и с наступлением утра был уже в Тивериаде. Народ вышел ему навстречу; Иоанн, хотя догадывался, что прибытие Иосифа касается лично его, послал одно из своих доверенных лиц сказать ему, что болезнь приковывает его к кровати, вследствие чего он не может встретить его лично. Когда же Иосиф собрал тивериад­цев в ипподром и только что хотел было начать им говорить о содержании письма, Иоанн тайно послал вооруженных людей с поручением убить его. Когда собрание увидело этих людей, обнажавших свои мечи еще на некотором отдалении, оно громко вскричало; Иосиф обернулся на этот шум и, увидев сверкающие уже над его головой мечи, побежал вниз к берегу (он во время своего обращения к народу стоял на кургане вышиною в шесть локтей), вскочил в тут же стоявшее судно и с двумя телохранителями поплыл в открытое озеро>[175].

Его же солдаты взялись вдруг за оружие и пошли на убийц. Опа­саясь, что при возникновении междоусобицы, весь город может сде­латься жертвой злонамеренности немногих людей, Иосиф приказал своим через посла, чтобы они только заботились о своей безопасности, но не убивали никого из виновных и никого не подвергали ответствен­ности. Повинуясь этому приказу, те остались в покое; но жители окрест­ностей, услышав об измене и ее зачинщике, вооружились против Иоанна, который между тем успел уже бежать к себе на родину, в Гисхалу. Со всех городов Галилеи стеклись к Иосифу тысячи вооруженных людей и объявили себя готовыми выступить против общего врага, Иоанна, и сжечь его вместе с городом, который оказывает ему убежище. Он благодарил их за сочувствие к нему, но старался смяг­чить их гнев, ибо он лучше хотел преодолеть своих врагов умом, чем лишить их жизни. Узнавши от отдельных городов имена лю­дей, отпавших вместе с Иоанном (граждане добровольно выдавали своих земляков), он объявил чрез герольдов, что тот, который в течение пяти дней[176] не оставит Иоанна, того имущество он отдаст на разграбление, а дома виновных вместе с их семействами уничтожить огнем. Этой угрозой он мгновенно привел на свою сторону более трех тысяч человек, которые явились и положили свое оружие к его ногам. С остатком из двух тысяч[177] сирийских беглецов Иоанн стал агитировать тайно, после того, как ему не удалось сделать это открыто. Так он тайно отправил послов в Иерусалим с целью заподозрить все более возраставшую власть Иосифа и велел им сказать: «если не примут мер против него, то его вскоре увидят, как тирана в столице». Народ это предвидел и не обращал внимания на посольство. Но сильные и некоторые из стоявших во главе из зависти послали втайне деньги Иоанну для того, чтоб он мог набрать наемное войско и побороть Иосифа. В то же время они решили между собою отрешить его от должности правителя. Полагая, однако, что одного их решения не будет достаточно, они послали две тысячи пятьсот тяжеловооруженных и четырех высокопоставленных мужей: Иоазара, сына Номика, Анания сына Саддука, и Симона и Иуду сыновей Ионафана[178], (все очень искусные ораторы) с поручением отвратить от Иосифа расположение народа, и если он добровольно отдастся им в руки, то дать ему возможность оправдаться; если же он насильно будет отстаивать свой пост, то по­ступит с ним, как с врагом. Иосифу было сообщено письменно его друзьями о выступлении войска, но причин они не могли ему объяснить, так как план его врагов хранился втайне[179]. Он поэтому не принял никаких мер предосторожности и таким образом на сторону врагов тотчас же перешли четыре города: Сепфорис, Гамала, Гисхала и Тивериада. Но скоро он без кровопролития вновь возвратил себе эти города, хитростью овладел четырьмя предводителями и сильнейшими из вооруженных и послал их обратно в Иерусалим. Народ не мало был возмущен против них и наверно убил бы их со всеми их спутниками, если б они не спаслись бегством[180].

8) С этих пор страх пред Иосифом удерживал Иоанна внутри стен Гисхалы. Несколько дней спустя Тивериада опять отпала после того, как жители ее призвали к себе на помощь царя Агриппу[181]. Так как последний не прибыл в назначенный срок, а в этот день по­явились некоторые римские всадники, то они чрез герольда объявили Иосифа изгнанным из их города. Об их отпадении немедленно дано было знать в Тарихею. Иосиф же как раз разослал всех солдат для сбора провианта и потому не мог ни выступить сам один против отпавших, ни остаться там, где он находился, так как в том случае, если бы он медлил, царские отряды могли бы достигнуть города; независимо от этого, следующий день выпал в субботу, по причине ко­торой он ничего не мог предпринять. Вследствие этого он задумал перехитрить отпавших. Он приказал запереть ворота Тарихеи, дабы никто не мог открыть его план тем, против которых он был составлен; затем он велел собрать все лодки, находившиеся в озере: их оказалось двести тридцать и в каждой из них не больше четве­рых гребцов. С ними Иосиф немедленно отплыл в Тивериаду. На таком расстоянии от города, на каком их нельзя было ясно видеть, он приказал пустым лодкам остаться в открытом озере в то время, когда он в сопровождении лишь семи невооруженных телохрани­телей подъехал ближе к городу. Но как только противники, не пере­стававшие его ругать, увидели его со стены, то, полагая, что все суда переполнены тяжеловооруженными, бросили свое оружие, начали махать масличными ветвями, как люди, просящие помощи, и молить его о пощаде города.

9) Иосиф пригрозил им серьезно, жестоко укорял их в том, что они, первые, которые начали войну с римлянами, заранее пожирая свои силы в междоусобицах, идут только на встречу желаниям неприя­теля, что они ищут крови человека, заботящегося об их безопасности и не стыдятся запереть город пред тем, который окружил его стеной. При всем том он изъявил готовность принять к себе всех тех граждан, которые признают свою вину и помогут ему овладеть городом. Немедленно явились к нему все десять влиятельнейших граждан Тивериады. Он приказал поместить их в одну из лодок и отплыть с ними далеко в озеро. Затем он потребовал к себе пятьдесят других из важнейших членов магистрата под предлогом получить и от них залог верности. После этого он выдумывал еще другие по­воды, чтобы вызывать к себе все больше и больше людей, точно он желал заключить с ними договор, и каждый раз приказывал рулевым как можно скорее ехать в Тарихею и там заключить всех пленных в тюрьму; таким образом он захватил в свои руки весь Совет, состоявший из шестисот членов, да еще двух тысяч простых граждан и в челнах отправил их в Тарихею[182].

10) Так как остальные громогласно указывали на некоего Клита, как на главного зачинщика отпадения, и просили Иосифа выместить на нем свой гнев, то он, решивши никого не наказывать смертью, послал одного из своих телохранителей, Леви, с приказанием отрубить ему обе руки; во из боязни пред массой врагов тот не хотел идти сам один. Клит же, видя, как Иосиф, полный негодования, сам, стоя в лодке, порывается вперед, чтобы лично исполнить наказание, начал умо­лять с берега, чтобы хоть одну руку оставил ему. Иосиф удовлетворил его просьбу с тем, чтоб он сам отрубил себе одну из рук. И действительно, тот правой рукой поднял свой меч и отсек себе левую—так велик был его страх пред Иосифом. Таким образом последний с пустыми лодками и только семью телохранителями подчинил своей власти граждан Тивериады и снова склонил город на свою сторону. Спустя несколько дней он взял Гисхалу, отпавшую одновременно с Сепфорисом, и отдал ее солдатам на разграбление. Все то, однако, что можно было собрать, он опять возвратил жителям города, равно как и жителям Сепфориса и Тивериады[183]; ибо уже после покорения последних он ограблением их хотел дать им предостережение, в то время как возвращением им имущества он вновь покорил их сердца.

 

 

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

 


Военные приготовления Иудеев.—Симон сын Гиоры обращается к разбой­ничеству.

 

 

 

 

 

1) Волнения в Галилее наконец улеглись, внутренние распри прекра­тились и все уже обратились к военным приготовлениям против римлян. В Иерусалиме первосвященник Анан и властный лица, как они ни были склонны к римлянам, привела в порядок стены и заго­товили массу боевых орудий. Во всем городе ковали стрелы и целые доспехи. Масса молодых людей без плана и системы упражнялись в боевых приемах, и все было полно военной сутолоки. Страшное уны­ние царило в среде умеренных, и многие, предвидя надвигающееся несчастье, разражались громкими воплями. Появлялись знамения, которые друзья мира принимали за предвестники бедствия в то время, как зачинщики воины истолковывали их в благоприятном для себя смысле. Уже до нападения римлян Иерусалим имел вид обреченного на гибель города. Анан хотел было прервать на короткое время военные приготовления и напра­вил бунтовщиков и безумие так называемых зелотов в более полезную сторону, но он сделался жертвой насилия. Мы после расскажем, каков конец постиг его (IV, б, 2).

2) В Акраватском округе Симон сын Гиоры набрал массу недовольных и производил разбойничьи набеги, в которых не только грабил дома богатых людей, но и совершал насилия над их лично­стью. Уже тогда заранее видно было начало его тирании. Анан и осталь­ные начальники послали против него часть войска; но он со своими сообщниками бежали к разбойникам в Масаду[184] (17, 2, 8), где он, вместе с ними, опустошая Идумею, оставался до падения Анапа и других его врагов. Правители названной страны, вследствие многочисленных убийстве и постоянных грабежей, собрали войско и разместили гарни­зоны по деревням. Таково было положение в Иудее.

 

 

 

 

[164] Из § 6 настоящей главы и „Жизни" § 66 видно, что Иоанн имел в своем распоряжении многотысячное войско, состоявшее не только из сирийских эмигрантов, но и из туземцев.

[165] Характеристики Иоанна из Гисхалы, которого Иосиф выводит на сцену, этого героя, ставшего впоследствии столь известным, нельзя не признать в высшей степени пристрастной и продиктованной ему ненавистью и озлоблением. Он здесь самым беспощадным образом клеймит умершего уже своего противника, не приводя, однако, ни здесь, ни после, ни одного веского факта для подтверждения столь позорящего изображения личности Иоанна, кроме того, что последний тайно и открыто боролся с ним, Иосифом, и обвинял его в измене, сначала пред жителями Галилеи, а потом пред иерусалимским синедрионом. К счастью, автор не скрывает деяний своего противника, из которых мы узнаем, что Иоанн из Гисхалы употребил нажитые им богатства на укрепление своего родного города и на содержание четырехтысяч­ного отборного войска, набранного им из эмигрантов, бежавших из Тир­ских и Сирийских городов, где евреи терпели самые кровавые преследова­ния, и что он, в противоположность Иосифу, поспешившему при первом удобном случае предаться римлянам, бежал от последних из Галилеи в Иерусалим и в геройской защите этого города занял достойное место на ряду с Симоном-бен-Иаир и Элеазаром-бен-Симон.

[166] Одно из знаменитых восемнадцати постановлений в воспрещении иудеям употребления масла, приготовляемого язычниками.

[167] Аттическая драхма чеканилась из чистого лаврионского серебра (от лаврионских рудников, лежащих к северу от мыса Суния), весила 4,36 грамма и стоила приблизительно 34 коп. сереб. Амфора равнялась 26 литрам или 2,11 ведра. Таким образом в Галилее масло (оливковое) продавалось по 34 коп. за 2,12 ведра, а в Сирии—в восемь раз дороже.

[168] Монополию на продажу масла Иосиф предоставлял Иоанну против воли, боясь, как он выражается в „Жизни" § 13, в противном случае, чтоб народ не забросал его каменьями.

[169] Из „Жизни" § 10 можно видеть ясно, что дружина Иоанна не представ­ляла собою шайки разбойников, а патриотический отряд, мстивший сирийцам за постоянную резню проживавших в их городах евреев и опустошитель­ные набеги на еврейские города. Из того же § видно также, что сам Иоанн вначале принадлежал к миролюбивой партии и примкнул к зелотам лишь после того, как сирийцы опустошили его родной город, Гисхалу.

[170] Иисус взял свиток Торы в руки, стал пред толпой и сказал: „Граждане! Если вы не возненавидите Иосифа за то, что он хочет предать нашу отчизну врагу, то вы должны ненавидеть его за то, что он враг вот этой святой Торы и открыто нарушает ее заветы" («Жизнь» § 27).
            В автобиографии Иосиф рассказывает еще другой случай столкновения его с Иисусом сыном Сапфии. Иерусалимский синедрион возложил на Иосифа, меж­ду прочим, уничтожение в Тивериаде дворца Ирода I, украшенного, вопреки еврейским законам, разными идолами и статуями. Прибыв в Галилею, Иосиф застал в Тивериаде две партии: аристократы с Юлием сыном Капелла, Иродом сыном Миара, Иродом сыном Гамала и Компсом сыном Компса во главе составляли миролюбивую партию и проповедовали верность римлянам и Агриппе; другая же часть еврейской знати и простая масса населения при­мкнула к восстанию; ими руководили Юст сын Писта и Иисус сын Сапфии. Юст принадлежал к знатному роду, прежде состоял секретарем у царя Агриппы, по свидетельству Иосифа обладал в совершенстве греческой обра­зованностью, великим даром слова и впоследствии написал на греческом языке историю иудейско-римской войны (недошедшую до нас), в которой обличал Иосифа во многих искажениях Иисус сын Сапфии пользовался среди народа еще большей популярностью, чем Юст. Приступая к испол­нению данного ему поручения, Иосиф все-таки не хотел порвать с партией приверженцев Рима и предварительно завязал с ее главарем, Капеллой, продол­жительные переговоры, которые вывели из терпения Иешую сына Сапфии. Последний, не дождавшись Иосифа, сам сжег дворец Ирода, разграбил хранившиеся в нем сокровища и вместе с тем убил всех греков и других язычников, проживавших в Тивериаде.—"Я был этим очень воз­мущен,—заключает Иосиф свой рассказ,—и возвратившись в Тивериаду, я позаботился о сохранении всех тех царских сокровищ, которые можно было вырвать из рук похитителей». („Жизнь", §§ 9, 12 и 13).

[171] В «Жизни» (28) Иосиф рассказывает, что телохранители изменили ему и перешли к его врагам, а единственный из них, который остался с ним, по имени Симон, советовал ему „упасть на свой меч и сам себя убить, как подобает храброму и мужественному полководцу; если же он будет медлить, то он попадет в руки его врагов, которые будут глумиться над ним и предадут его позорной казни. Но он, Иосиф, не хотел наложить на себя руки и вверился Божьей воле".

[172] В приведенном месте Иосиф доканчивает картину и говорит, что он „упал пред толпой на землю, громко зарыдал и оросил землю своими слезами".

[173] По «Жизни» (30) павших было 600 человек.

[174] Параллельное место „Жизни" (30) гласит: „Когда вошли ко мне уполно­моченные, я схватил рукой самого дерзкого из них и приказал бичевать его тело кнутами; после я отрубил ему мечом одну руку, повесил ее ему на шею и выбросил его на улицу. Толпа испугалась этого зрелища, ибо ду­мала, что имею в доме много солдат".

[175] Несколько иначе этот эпизод излагается в «Жизни» (17 и 18) „Иоанн в Тивериаде привлек на свою сторону и побудил к отпадению от меня всех тех, которые постоянно носились мыслью о войне с римлянами и во главе их Юста и отца последнего Писта. Сила же известил меня чрез курьера об измене и просил немедленно прибыть для усмирения мятежа. Я взял 200 человек и выслал вперед курьера, чтобы предупредить тивериад­цев о моем прибытии. К утру, когда я приближался к городу, ко мне вышли навстречу жители и между ними также Иоанн, который приветствовал меня растерянно, и поспешил удалиться к себе домой. Прибыв на ипподром я удалил моих телохранителей и оставил при себе только десять из них. И взошел я на возвышение, и обратился к жителям Тивериады со словами упрека за их измену. Но прежде чем я кончил, один из моих солдат шепнул мне, чтоб я перестал говорить, ибо никто меня не слушает, и тут же указал мне на подосланных Иоанном палачей. Вместе с моим телохранителем Яковом я бросился тогда к берегу".

[176] По „Жизни" (66) двадцать дней.

[177] Там же, четыре тысячи.

[178] Все четыре делегата были фарисеи (Жизн. § 39).

[179] По „Жиз." 41 Иосиф был извещен своим отцом, как о состояв­шемся решении, так и о причинах, вызвавших его.

[180] В „Жизн." 38—64 Иосиф подробно рассказывает о тех средствах, к которым он прибегал для того, чтобы отстоять свой начальнический пост в Галилее. Состоявшееся решение о лишении его начальства в действи­тельности было отменено и делегаты были отозваны. Когда последние не хо­тели подчиниться, Иосиф хитростью завладел ими и отослал их в Иерусалим. В числе лиц, неприязненно настроенных против Иосифа, последний называет также известного танаита Симона-бен-Гамлиеля, отзываясь о нем самым восторженным образом:
            „Сей муж, Симон сын Гамлиеля, был уроженец города Иерусалима, отпрыск высокого и знатного рода из партии фарисеев, которые знанием и точным соблюдением законов превосходили всех других. Он отличался глубокой мудростью и проницательностью и обладал умением вновь устраивать пошатнувшиеся дела. Он был старым и преданным другом Иоанна, ко мне же он в то время относился враждебно" (См. о С. б. Г. М. Braun­schweiger, Die Lehrer der Mischnah, стр. 251, сл.).

[181] Галилеяне, узнавши об этой измене, затеянной вероятно римлянофиль­ской партией, собрались вооруженными к Иосифу и потребовали, чтоб он их повел на город для наказания изменников. Но Иосиф убедил их разойтись по домам, удовлетворив их тем, что на их же глазах заковал в кандалы пойманного посла, чрез которого Агриппа послал ответное письмо тивериадцам. Вслед же затем, однако, Иосиф, как он сам сознается в „Жиз.", 69, тайно приказал привести к себе пленника и посоветовал ему напоить вином стражу и бежать обратно к царю.

[182] В „Жиз." (35) Иосиф рассказывает, как он великодушно поступил с пленниками. „ Возвратившись в Тарихею, говорит Иосиф, я освободил из заключения тивериадскую знать, в том числе Юста и его отца Писта. И пригласил я их в свой дом делить со мною трапезу. Во время трапезы я им заявил, что я хорошо знаю силу римлян, превосходящую всякое дру­гое могущество, но я из боязни пред зелотами не говорю об этом публично. И советовал я им поступать так, как я, и ждать удобного момента... И после того как я им это говорил, я с рассветом выпустил на свободу Юста и всех людей, находившихся с ним".

[183] По свидетельству Иосифа, в „Жиз.", 15, Тивериада отпала четыре раза от него. Раз тивериадцы при виде Иосифа, приближавшегося к городу, вышли за ворота и начали громко поносить и проклинать его; тут же граж­дане на виду Иосифа устроили следующую демонстрацию: они сколотили гроб, пышно украсили его, окружили его со всех сторон и подняли плач, изоб­ражая Иосифа лежащим мертвым в гробу. „Их плач, говорит Иосиф, был полон насмешек и глумлений, проклятий и поношений''. Он издали созерцал эту картину, но был тогда не один, а имел в засаде тысячу вооруженных. По данному им сигналу солдаты ринулись на граждан; в воротах города завязалась кровопролитная схватка, тивериадцы выдержали натиск и даже обратили войско Иосифа в бегство; тогда Иосиф отделил маленький отряд, который со стороны озера поджег город. При виде огня и клубов дыма жители упали духом, сложили с себя оружие и взмолились о пощаде. Солдаты же между тем разграбили имущество граждан. На следую­щий день Иосиф стянул к Тивериаде 10000 войска, изловив всех своих врагов и закованными отправил их в крепость Иотапату („Жиз.", 62,63,64).

[184] К сикариям.

Конец второй книги.



Другие наши сайты: